Севастополь
Шрифт:
В конце октября 1941 года по узкой и каменистой тропинке сюда взобрались шесть курсантов электромеханической школы: Алексей Калюжный, Дмитрий Погорелов, Григорий Доля и трое молодых матросов, лишь в сентябре прибывших в школу: Василий Мудрик, Владимир Радченко и Иван Четвертаков.
Когда матросы подошли к дзоту и огляделись кругом, Дмитрий Погорелов воскликнул:
— Правильное местечко!.
И верно. Сизый утренний туман рассеивался, и с холма открывался вид на всю Камышловскую долину — от железнодорожного моста до Темной балки — глубокого оврага, заросшего густым и высоким дубняком. Вдоль долины
Высокий обрыв, напоминающий отрезанный ломоть пирога, обнажал слои бурого известняка. Все подступы к дзоту отлично просматривались и простреливались. Он стоял над Камышловской долиной, как зоркий часовой.
Моряки внесли в дзот станковый пулемет и боезапас. Часовой встал на вахту у дзота. Так началась жизнь и боевая служба его гарнизона.
Некоторое время спустя, в начале ноября, командиром дзота и первым номером пулеметного расчета был назначен матрос Сергей Раенко, тоже курсант электромеханической школы.
Наступил декабрь. Первый, ноябрьский штурм Севастополя окончился для фашистских войск позорным провалом: взять Севастополь с хода им не удалось. Не принесли гитлеровцам успеха и кровопролитные бои в течение всего ноября. Мужественные воины Приморской армии плечом к плечу с частями морской пехоты отбили ожесточенные атаки врага и почти на всех участках прочно удерживали передний рубеж обороны. Немцев не допустили до Камышловской долины, где стоял дзот Раенко.
Умывшись ледяной водой, Калюжный спустился в дзот. Сегодня предстоял напряженный день. Утром командир приказал еще раз точнее измерить шагами расстояния до важнейших ориентиров: моста, отдельных домов, конца Темной балки, а потом эти расстояния накрепко запомнить. Днем надо пристрелять пулемет.
Доля и Калюжный вызвались помочь в совершенстве овладеть боевым оружием трем своим новым товарищам — Мудрику, Радченко и Четвертакову. Все трое были из Донбасса, и потому товарищи назвали их «шахтерами».
Калюжный и Доля начали отдельно заниматься с «шахтерами» — учили их обращению с пулеметом, тренировали в разборке и сборке, показывали, как быстро устранять задержки и неисправности.
Учились и все в дзоте. Моряки тренировались в метании гранат, состязались на дальность броска и точность попадания. Упражнялись в стрельбе из личного оружия. Особенно тщательно изучали станковый пулемет. Командир дзота Сергей Раенко заботился о том, чтобы каждый его подчиненный мог исполнять обязанности любого номера пулеметного расчета.
Поздним вечером 13 декабря моряки комсомольцы собирались к дзоту № 25, расположенному неподалеку от командного пункта роты. Днем, как это часто бывает в Крыму, тонкий снежный покров растаял под солнцем, и земля на склонах высот и в долине набухла, обратившись а липкую грязь. Противник вел методичный артиллерийский обстрел, и разрывы снарядов поднимали то здесь, то там фонтаны грязи и камней.
Командир и политрук вместе с секретарем комсомольского бюро роты созвали делегатское комсомольское собрание в связи с изучением материалов о 24-й годовщине Октября. Собрание должно было подготовить комсомольский актив, а затем и всех воинов роты к предстоящему бою. Немцы готовили новое наступление на город.
Лампочки
У входа — командир двадцать пятого старшина 2 статьи Пух. На правах хозяина он встречает и усаживает вновь прибывших, иногда шутливо добавляя:
— Заходите до хаты, дорогие гости. В тесноте, да не в обиде.
Григорий Доля, имевший немало знакомых в школе, успел уже со многими переговорить. Нагнувшись к Алексею, он сообщил:
— Тринадцатый дзот клятву дал стоять насмерть, защищать севастопольские позиции до последней капли крови. Шевкопляс будет читать. Точно знаю.
"Да, — подумал Алексей, — именно теперь каждому так хочется сказать о своей любви и преданности партии, о своей решимости бороться до конца с фашистскими захватчиками".
У столика в углу дзота поднялся комсорг роты матрос Луговской:
— Товарищи! Мы собрались перед боем с фашистами, первым в нашей жизни. На бой зовет нас Родина, партия. Готовы ли мы выполнить свой священный долг? Пусть расскажут об этом комсомольцы.
Опершись на плечо Калюжного, встал Сергей Раенко, и Алексей услышал спокойный, полный сдержанной силы голос своего командира:
— Я сам родом с Украины. Может, знаете село Черепин под Корсунь-Шевченковским… Родителя мои умерли от тяжелой болезни, мне тогда только двенадцать лет сравнялось. Кроме меня, в семье — семь братьев и сестер. И что ж? Остались мы сиротами? Нет. О нас Советская Родина позаботилась. Всем помогла. Я воспитывался в Харьковском детском доме. Там и образование, и специальность получил. Советская страна мне и отец, и мать. Для всех нас она дороже жизни. За нее, за советский народ мы отдадим все, если понадобится жизнь. А фашистских бешеных собак будем гнать с нашей земли. Так все мои товарищи думают…
Один за другим брали слово комсомольцы. И в каждом выступлении звучала твердая решимость защищать советскую землю, Севастополь, родной флот.
Последним выступил комсорг тринадцатого — матрос Шевкопляс. Он достал из нагрудного кармана аккуратно свернутый листок, вырванный из тетради, и начал читать проект решения комсомольского собрания.
— Над нашим родным городом — главной базой Черноморского флота, над всеми нами нависла смертельная опасность. Враг рвется в наш любимый Севастополь…
Шевкопляс окинул взглядом товарищей, и голос его зазвучал еще уверенней и тверже:
— Мы клянемся Родине:
Первое. Не отступать назад ни на шаг.
Второе. Ни при каких условиях не сдаваться в плен.
Третье. Драться с врагом до последней капли крови.
Четвертое. Быть храбрыми и мужественными до конца, показывав пример бесстрашия, отваги, героизма всему личному составу.
Пятое. Наше решение-клятву поместить в боевых листках и сообщить по всем дзотам, окопам, огневым точкам.