Севастопольская хроника (Часть 1)

Сажин Петр Александрович

Первая атака была отбита.

Самолеты предприняли новое нападение. Зенитчики подняли над крейсером «огневую завесу», но одному из пикировщиков удалось прорваться через нее, и он на предельно низком расстоянии успел сбросить бомбу крупного калибра, но сам, как мотылек, налетевший на пламя, загорелся и упал.

Бомба упала у кормы в воду, взрыв ее был так силен, что подбросил корабль, он чуть завалился на левый борт, и палуба, стальная броневая палуба, перекосилась от кормы до носа. И тут в какой-то почти не поддающийся учету момент с палубой произошло то, что происходит с тетивой лука, – палуба

на миг натянулась и выбросила на мол лейтенанта Гойлова!

Взрывом сорвало с фундаментов несколько пушек стомиллиметрового калибра, расстроило точные механизмы и приборы, командира крейсера ударило об ограждение мостика, и он потерял сознание.

Взрывы следовали один за другим.

Внезапно наступила тишина. Вокруг корабля плавали мертвые чайки, а с берега несло горелой резиной и еще каким-то коктейлем из запахов – там догорали сбитые корабельными артиллеристами два пикировщика.

Командир крейсера едва успевал слушать доклады:

– В котельном номер четыре – вода!

– В помещении дизелей – вода!

– Вода затапливает коридор командного состава!

Вода! Она настырно вбуравливалась во все щели, затапливала артиллерийские погреба главного калибра. Всё было пущено в ход: все водоотливные механизмы, по всему кораблю лихорадочно работали краснофлотцы аварийных партий, а корабль, как тяжелораненый, падал вниз.

Когда под кормой остался всего лишь метр, командир понял, что теперь дорога каждая секунда: если крейсер сядет кормой на грунт, то… Гущину страшно было даже подумать, что будет с кораблем, если он потеряет плавучесть, а с нею и ход!

– Рубить швартовы! С якоря сниматься! – сухо скомандовал он.

Мичман Суханов, главный боцман крейсера, как будто ждал этой команды – мигом краснофлотцы приволокли тяжелые балластины и топоры. Балластины подсунули под швартовы, и краснофлотцы-богатыри хватили топорами по-крестьянски – «с хаком», на выдохе, и стальные канаты лишь блеснули на разрубе и с шипением свалились за борт. Шпиль сработал прекрасно – якорь быстро и с шумом вышел из воды.

Когда крейсер отошел на приглубое место, корма пошла под воду.

Выход корабля из порта засекли самолеты-разведчики, вслед за ними показались бомбардировщики. Эта атака кончилась для крейсера тяжелыми последствиями: корабль потерял гребной винт, лишился рулей, вышла из строя часть турбин, появились новые пробоины, через которые дружно прибывала вода… Вода. Она уже гуляла по верхней палубе и почти доходила до четвертой башни.

Никогда еще этот сравнительно короткий путь – сто двадцать девять миль – не продолжался так долго, так мучительно. Лишь в ночь на пятое января крейсер, экипаж которого не имел ни минуты отдыха, подходил к Новороссийску. Путь от Феодосии был испытанием: крейсер готов был опуститься на дно морское, но экипаж от командира до краснофлотца всеми способами мешал этому: одни с обваренными паром руками перекрывали клапаны, другие ныряли в воду и искали повреждения, третьи в ожидании пластыря становились спиной к пробоине и собой закрывали ее, превозмогая судорогу, которую вызывала ледяная вода…

На подходе к Новороссийску командир крейсера сообщил в штаб о положении на корабле и просил выслать буксиры для входа в порт. В ответ приказание идти своим ходом в… Туапсе.

Еще

семьдесят миль без руля и без ветрил, почти с двумя тысячами тонн воды в корпусе!

В Туапсе не было возможности, как говорится, поднять на ноги такой корабль, и «Красному Кавказу» пришлось на буксире идти в Поти.

Ветераны рассказывали мне во время празднования двадцатипятилетия освобождения Севастополя, как крейсер был тогда встречен в Поти моряками эскадры: только буксиры начали втягивать «Красный Кавказ» в порт, со стенки грянула музыка, и тут у краснокавказцев дрогнули сердца – многие не удержали слез…

Никто из экипажа крейсера не рассчитывал на такую трогательную встречу. Напротив, у всех было на сердце чувство неловкости за то, что не уберегли корабль в такой важный момент, когда он позарез нужен и Феодосии и осажденному Севастополю.

А с берега неслись крики: «Да здравствует героический крейсер “Красный Кавказ”!», «Славагероям Феодосии!», «Ура!»…

Наиглавнейшее дело

Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота яко наиглавнейшее дело.

Надпись на памятнике Петру I в Кронштадте. Из Указа государя 1720 года 18 мая

В предыдущей главе я оставил крейсер «Красный Кавказ» в Поти. Оставил на длительное время, потому что когда его подняли в док и откачали из корпуса воду, то в корме вместо трех пробоин оказалась одна, да такая, что в нее мог въехать грузовик. Не дыра – ворота! А кругом столько еще накорежено… Ни одного целехонького шпангоута и угольника… Как восстанавливать корабль – сразу было и не постигнуть. Казалось, проще всего отрезать искореженную корму, оттащить в сторону, подвести новую и… приварить. Но такие задачи тогда еще не были по плечу, и решать их можно было лишь на досуге, а не во время военной страды.

Ранение боевого корабля влечет за собой боевую бездеятельность многих сотен людей. Нужно ли объяснять, что творится на душе у матроса, когда другие воюют, а его корабль стоит у стенки?

При тщательном исследовании состояния «Красного Кавказа» в нем оказалось так много повреждений, что ремонтная ведомость выросла до размеров Библии. Нужно было ковать новый кормовой брус, гнуть шпангоуты, флоры, броневые листы, а заводик маломощный (это не то что севастопольский Морской завод!), война и тут людей подобрала. Самой дефицитной профессией оказались гибщики металла – а работы для них уйма. В самом деле, что мог сделать один-единственный гибщик на всем заводе! Да и печей для подогрева стальных и броневых листов тоже не больше гибщиков.

Экипаж крейсера гудел: «Это что же, до конца войны в ремонте стоять?!»

Специалисты завода заявили, что раньше чем через десять месяцев крейсер не выйдет из ремонта. И то это «по напряженному графику… Быстрей? Быстрей нельзя – нет специалистов!».

После нескольких совещаний моряки пришли к решению набрать на крейсере специалистов и передать заводу, и чтоб ремонт шел «на полный ход!».

Два дня формировался корабельный «отряд» ремонтников. Через два дня команда – «шагом марш», и двести пятьдесят краснофлотцев сошли по трапу на стенку – и на завод.