Севастопольская страда (Часть 1)
Шрифт:
– Властью, данной мне государем, я требую, чтобы вы свои данные оставили при себе! При себе, да... А не стремились внушать их другим, которые ниже вас по служебной лестнице! Парусный флот при безветрии становится легкой добычей парового винтового флота - вот вам аксиома! Даже если он в равных силах, в смысле артиллерии, с флотом противника, а не впятеро слабее, как наш флот!
– Наш флот слабее, да, но отнюдь не впятеро, как вы изволили сказать, а вдвое!
И при этих словах Корнилов, который был несколько ниже ростом, чем Меншиков, непроизвольно
– Про-шу-у... мне не противоречить!
– видимо, сдерживаясь с большим трудом, проговорил князь и тут же начал шарить по карманам, бормоча при этом: - Вот тут... я набросал... список кораблей... которые можно будет... затопить, чтобы закрыть вход неприятельскому флоту... Вот он, этот список.
И, вытащив клочок бумаги, поднес к глазам лорнет.
Корнилов понимал, что этот клочок сознательно разыскивался князем довольно долго только затем, чтобы овладеть собою - остыть; поэтому он не говорил ни слова, только дышал тяжело и глядел в глаза князя не мигая.
– Я наметил пять старых кораблей и два фрегата, - старался говорить теперь уже совершенно спокойно, разглаживая пальцами скомканную бумажку, князь.
– Корабли: "Уриил", "Селафиил", "Варна", "Силистрия" и... "Три святителя"... Фрегаты: "Флора" и "Сизополь"... Экипаж этих судов - почти три тысячи человек - расписать на бастионы. Всю артиллерию незамедлительно снять; крюйт-камеры очистить...
Опустив лорнет, Меншиков протянул бумажку Корнилову, говоря при этом отходчиво:
– Я вас вполне понимаю, Владимир Алексеич, вы хотите соблюсти честь андреевского флага, но разве я занят тем, чтобы нанести ему бесчестие?
– Вы просто его спускаете, ваша светлость, спускаете перед флотом союзников без боя!
– резко сказал Корнилов.
Меншиков вздернул нависшие брови.
– Как так - спускаю?.. Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите?
– Отдаю. Вполне. Вы приказываете доблестному Черноморскому флоту кончить жизнь самоубийством, но флот хочет жить, ваша светлость!
Двое высоких, узкоплечих, упрямых, оба с золотыми аксельбантами, свободно висевшими над впалой грудью у каждого, они стояли друг против друга, пронизанные нервной дрожью.
– Вы-ы... этот приказ мой... выполните... если обстоятельства заставят меня... вновь отлучиться из города?
– с усилием, хрипло и негромко спросил, наконец, Меншиков.
– Нет, не выполню!
– так же тихо ответил Корнилов.
– Та-ак?.. Тогда вы... вы можете отправляться отсюда... в Николаев... К своему семейству... В Николаев! На новое место службы!
– крича, Меншиков заметался по обширной столовой.
И неожиданно быстро, широко и легко шагая больными длинными ногами, он направился к двери, отворил ее срыву, крикнул:
– Ординарца ко мне!
– и вышел.
Корнилов слышал, как затопало несколько пар ног по деревянной лестнице; потом - голос князя: "А-а, это вы очень кстати явились, лейтенант! Я хотел послать ординарца, мичмана Томилина, но вы сделаете это лучше. Пригласите ко мне сейчас же адмирала Станюковича! Немедленно!" И тут же - знакомый голос Стеценко: "Есть, ваша светлость!.."
Нервными пальцами Корнилов рвал в это время в мелкие клочки бумажку, данную ему князем, и смотрел в окно на рейд, где, не подозревая о своей участи, привычно стояли на своих местах обреченные на бесславную гибель от своих же моряков корабли.
– Итак, - сказал, входя снова, Меншиков, - сейчас, при мне, в моем присутствии, вы передадите свою должность начальника штаба флота адмиралу Станюковичу и немедленно после этого отправитесь в Николаев!
– Что может сделать Станюкович на моем месте?
– Корнилов отвернулся от окна и опять стал лицом к лицу с главнокомандующим.
– Ничего!.. Я повторяю еще раз, ваша светлость: это - самоубийство, то, к чему вы меня принуждаете! Но чтобы я уехал из Севастополя, окружаемого врагами, ни-ког-да!
– Но вы не можете оставаться здесь и делать по-своему!.. За все свои приказы ответственность несу я, а не вы!
– Да, конечно... Вы!.. А не я... хорошо, что ж... Мой прямой долг вам повиноваться... Повторяю: это - самоубийство!.. Но... подчиняюсь...
На глазах его блестели слезы.
Он опустил голову и стал как-то сразу гораздо ниже ростом.
Нерешительно и медленно Меншиков протянул ему руку.
IV
Часа через два после этого разговора на корабле "Великий князь Константин" был поднят сигнал: "Кораблям и фрегатам прислать к адмиралу по два буйка с балластами и концами".
Этот краткий и очень малопонятный для сухопутных приказ означал коренную ломку в расположении флота. По этому приказу старшие штурманы должны были расставить по рейду буйки для указания новых мест всем крупным боевым судам.
Десять новых кораблей - "Гавриил", "Храбрый", "Чесма", "Святослав", "Ростислав", "Двенадцать апостолов" и другие - выстраивались так, что правые борта их были обращены к Северной стороне, чтобы обстреливать ее при неприятельской атаке, а пять старых кораблей и два фрегата должны были стать на место казни - в кильватерной колонне по прямой линии между Александровской и Константиновской батареями, охраняющими вход на Большой рейд.
Вслед за тем писаря канцелярии штаба Черноморского флота спешно и рьяно принялись переписывать приказ, подписанный Корниловым:
"По случаю ожидания сюда неприятеля, который, пользуясь своим численным превосходством, оттеснил наши войска и грозит атакою северному берегу Севастопольской бухты, следствием которой будет невозможность флоту держаться на позиции, ныне занимаемой; выход же в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих защитников, - я, с дозволения его светлости, объявляю следующие распоряжения, которые и прошу привести немедленно в исполнение: