Северная граница
Шрифт:
9
Целых три дня погода только ухудшалась; едва начавшись, зима разбушевалась вовсю. Толстые снежные хлопья, которые ветер сбивал в большие клубы, окутывали всадников холодным белым пухом. Военные плащи, совершенно неподходящие для этого времени года, слабо защищали от мороза, так что сгорбившиеся в седлах легионеры скорее напоминали группу старых бродяг, чем воинский отряд; в лошадиных попонах вырезали дырки для головы, лица и ладони были замотаны разными тряпками. Посиневшие от холода
Среди снежной дымки слева от всадников замаячил лесок. Командир отряда повернулся к своим и что-то крикнул, показывая рукой. Отряд вяло сменил направление и двинулся в сторону черных скелетов деревьев. Голые ветви сгибались под тяжестью снега; иногда, под более сильными порывами ветра, они сбрасывали свой груз, добавляя его к падающим с неба снежным хлопьям.
Легионеры въехали в рощицу. Жалкое укрытие, но в самой ее середине ветер ощущался чуть меньше. Люди тяжело слезали с коней. Кто-то, запутавшись ногой в стремени, свалился в снег и долго не мог встать. Никто не смеялся, хотя для конника подобный случай — настоящий позор. Напротив, один из товарищей подошел к неудачнику и помог освободить из ловушки замерзшую, онемевшую ногу.
В отряде была лишь одна вьючная лошадь. Распаковали тощие мешки и выделили коням по небольшой порции корма. Люди получили и того меньше; на каждого пришлось по кусочку замерзшей солонины. Солдаты долго пережевывали куски, пытаясь ощутить хоть какой-то вкус. Наконец всем выдали по большому глотку водки, которая совершила чудо. Она чуть согрела, но прежде всего ударила в голову. То были голодные, усталые люди, в нормальных условиях даже ребенок не ощутил бы последствий такой дозы… Кое-кто из солдат стал двигаться активнее, в движениях других, наоборот, появилась некоторая неуверенность.
Под одним из толстых деревьев, прямо на утоптанном снегу, уселись в круг четверо. Размотав тряпки, закрывавшие лица до самых глаз, они о чем-то разговаривали. Небритые, покрытые инеем бороды придавали покрасневшим от водки и мороза физиономиям поистине разбойничье выражение. Только щеки командира отряда были лишены щетины, а оттого еще более покраснели.
— Иначе нельзя, госпожа, — шепелявя, настаивал один из бородачей. Теперь — в деревню. Возьмем хотя бы даже силой.
— Нет, Рест.
— Если так и дальше…
— Я сказала — нет.
Они замолчали.
Какой-то солдат встал под деревом, в нескольких шагах от них. Сначала он долго возился под попоной, плащом и штанами, пока наконец не выпустил перед собой желтую дымящуюся струю. Он долго мочился, опершись лбом о ствол. Закончив, так и продолжал стоять. Последние капельки падали на снег, вытапливая в нем круглые дырочки.
— Разбуди его, а то отвалится на морозе, — без тени улыбки сказала Тереза.
Рест швырнул в солдата снежком. Легионер очнулся, огляделся по сторонам, после чего застегнул штаны и вернулся к греющимся в кругу товарищам.
— Мы — солдаты Армектанского Легиона, — жестко напомнила подсотница. Единственный полноценный отряд конницы во всей Алькаве. Если мы превратимся в бандитов, отбирающих у крестьян еду, это будет означать, что войска больше нет. А я хочу, чтобы оно было и впредь.
— Еще два дня такой метели и мороза, — отозвался второй десятник, — и кони начнут падать. Нужно их лучше кормить, ведь если мы лишимся коней, то…
— Завтра или послезавтра погода улучшится.
— А вдруг нет? Допустим, даже улучшится, еда нам что, с неба свалится?
— Амбеген поехал в Тор. Вернется с едой и зимней одеждой.
— Вернется, но когда? В прошлый раз, уехав в Тор, он только через месяц вернулся. А у нас в Эрве запасов столько, что в седле можно унести… Даже возвращаться туда не хочется. Какая разница, здесь — голод, там — голод…
Тереза встала:
— Вы просили, чтобы я с вами посоветовалась. Что ж, я согласилась и посоветовалась. Идем.
— Куда, госпожа?
— В деревню на ночлег, как обычно. Да, предыдущая была сожжена, но это не означает, что и со всеми случилось то же самое. Сараев крестьянам не жалко, хоть не на снегу будем спать…
— Зато еды жалко! — в отчаянии крикнул десятник. — А что это за война с пустым брюхом да на таком морозе?!
Тереза уже проходила мимо, направляясь в сторону лошадей. Неожиданно она развернулась и ногой врезала сидящему в лицо. Это был не показной пинок, но тяжелый удар, от которого офицер рухнул в снег, зажимая рот. Из замерзших разбитых губ хлынула кровь.
— Тон смени! — бросила она. — Я сказала — идем, и ты должен отвечать: «Так точно, госпожа!» Взять его, посадить на коня, и вперед!
Она повернулась, подошла к изможденной лошади и вскочила в седло.
— Едем! — крикнула она солдатам. — Ну? Кому-то еще холодно?
Легионеры видели, что случилось с десятником. Но все же один отозвался:
— Да, госпожа. Мне холодно.
Тереза мгновенно сообразила, что остальные скажут то же самое. Времени на раздумья не оставалось. Едва прозвучали эти слова, она стянула с себя потрепанный плед и швырнула его под ноги солдату.
— Держи, будет теплее.
Затем сняла серый плащ, оставшись в одной кольчуге и мундире, под которыми были лишь тонкая рубашка и военная подстежка. Держа плащ, переброшенный через руку, Тереза спросила:
— Ну, кому еще холодно?
Ответа не последовало.
Подсотница бросила плащ на снег.
— Если кто решится, пусть поднимет, — с презрением проговорила она. Еще могу отдать мундир и юбку. А когда буду совсем голая, вы меня еще оттрахайте — погрейтесь. Лучше до того, как я остыну.