Северная граница
Шрифт:
— Смирно!
Разговоры стихли. Всадники застыли; лишь изредка кое-кто слегка дергал удила, пытаясь заставить слушаться усталого коня, чующего воду и знакомое стойло.
Приблизившись к сотнику, командир отряда доложилась столь же коротко, сколь и не по-уставному:
— Мы вернулись, комендант. Семеро раненых. Я уничтожила золотую стаю, восемнадцать голов. Перебили всех, не ушел никто.
Как раз в этот момент один из раненых потерял сознание и свалился бы с коня, если бы сбоку не подскочил какой-то лучник.
— Отпусти людей, — приказал Амбеген. — И сразу ко мне.
Девушка
— Когда я докладываю командованию, мои люди не падают в обморок. Запомни это хорошенько, иначе мгновенно перестанешь быть десятником…
Офицер, который уже вел коня в стойло, вдруг остановился. Внезапно на угрюмом, сером от бессонницы лице появилась какая-то гримаса. Легионер выпустил поводья из руки и быстро подошел к девушке.
— Это люди сотника Равата, а не твои! — бросил он ей шепотом прямо в лицо. — И никто красоваться тебе на потеху не собирается. Помни об этом, ты, сука…
Она в ярости замахнулась. Офицер схватил ее за руку.
— Сейчас отпущу, и можешь ударить… — прошипел он. — Ну, давай. Все смотрят, госпожа, давай бей. Комендант тоже с удовольствием полюбуется.
Она бросила взгляд на Амбегена. Тот действительно глядел в их сторону. Девушка опустила руку.
— Мы еще свидимся в походе… — пообещала она.
После чего повернулась и отошла, прикусив губу. В гневе ее лицо, как ни странно, явно похорошело, из его черт исчезла некая первобытная, но вместе с тем сладострастная хищность. Пожалуй, за этой женщиной лучше всего было наблюдать в бою. Или… когда она с мужчиной?
— Так, и что же за сцену я только что видел? — холодно спросил сотник.
— Это не сцена, а лишь пролог, — тем же тоном ответила она. — Звал, господин?
— Звал, подсотница, поскольку я — комендант этой заставы. И если нужно, буду вызывать тебя по двадцать раз на дню — только затем, чтобы тут же молча отправить обратно.
Она отнеслась к нотации довольно спокойно, даже слегка улыбнулась. И тут же лицо ее неожиданно подурнело.
— Так точно, господин, — сказала она. — Прошу прощения. Я три дня глаз не смыкала.
Он кивнул и жестом пригласил зайти в его кабинет.
— Где Рават? — неожиданно спросила она, едва закрылась дверь. — Еще в Алькаве? Почему здесь так мало солдат?
Видимо, она и в самом деле сильно устала — подсотница славилась тем, что схватывала все происходящее в мгновение ока. Амбеген сел за стол.
— Ушли, — сообщил он.
— Но что случилось? — нервно допытывалась она. — Как это ушли? Рават… с пехотой?
— Конница была с тобой, Тереза! — раздраженно напомнил сотник. — Рават взял тех, кто остался. Успокойся, наконец! Сядь и дождись, пока я все скажу, а потом отправляйся и хорошенько выспись! Не то ты просто невыносима!
Она испытующе смотрела на него. Помолчав, он развел руками.
— Да… я тоже устал, — уже спокойнее признался он. — Садись.
Она повиновалась.
— Что это была за стая? — спросил он. — Только коротко, без прикрас. А тем более без хвастовства.
— Восемнадцать золотых, день пути отсюда на запад. Я преследовала их без остановки, а они все убегали и кружили, и тогда я устроила небольшую облаву. Охоту с загонщиками. Нашла хорошее место…
Она была прекрасным солдатом. Комендант слушал не слишком внимательно, больше думая о ней самой, чем о том, что она говорит. Да, она и в самом деле отлично командовала конницей… Он считал (и имел на то все основания), что в Эрве встретились двое лучших командиров конницы из всех, кто служит у Северной Границы. Для него это огромный козырь… но порой также и проклятие. Эти двое соперничали друг с другом, сами о том не подозревая. Во всяком случае, ни один из них не признался бы.
Однако связывало их только умение командовать конницей. В остальном между ними не было ничего общего. Рават требовал от солдат невозможного, но делал это как-то… изнутри. Он не столько стоял над ними, сколько междуними. Он был одним из них, таким же легионером; солдаты это чувствовали, поэтому они просто не могли и не хотели подорвать его авторитет или лишить должного уважения. Именно уважения, ибо все без исключения воины уважали Равата.
Тереза, напротив, действовала силой. Солдаты ее боялись — и опять-таки уважали, хотелось им того или нет. Амбеген только что был свидетелем происшествия на плацу; он не слышал слов, но видел, что десятник явно оскорбил подсотницу. Просто потому, что слишком устал. Комендант мог дать руку на отсечение, что солдат, как только отоспится, будет жалеть о том, что сказал в порыве гнева. «Бешеная сука» или «злобная шлюха» — так называли ее между собой легионеры. Тереза, в отличие от Равата, не соотносила себя со своими солдатами. Напротив. Она терпеть не могла возражений; на марше, в походе она все делала по-своему, не слушала ничьих советов, выжимала из людей и животных по семь потов, не считалась ни с кем и ни с чем, и ее за это почти ненавидели… Вот только в конце концов оказывалось, что на заставу все вернулись живыми. Падающими с ног от усталости, голодными и измученными, иногда ранеными или просто… избитыми Терезой. Но — живыми.
Война под командованием Равата была опасным, но ярким приключением. Война под командованием Терезы — монотонным, тяжким трудом. Рават искушал судьбу — и выигрывал, добивался блестящих результатов. Тереза судьбу не искушала. Она отдавала ей приказы, словно какому-нибудь десятнику или тройнику в своем отряде. Она держала судьбу за горло, как и каждого из своих подчиненных, держала за горло и била мечом плашмя по спине, пока приказ не исполнялся. В благодарность Тереза награждала пинком и требовала дальнейших усилий. Без лишних дискуссий.
Солдаты это видели — и могли оценить. Хотя порой они чересчур уставали. Как тот десятник на плацу.
— Достаточно, — сказал Амбеген. — Все, что нужно, я знаю. Рават ушел вчера… — Он коротко описал, как обстояли дела. — Ночью вокруг заставы было спокойно, но ближе к утру что-то начало твориться. Ты вернулась как раз вовремя, Тереза.
— Нужно идти за Раватом! — тут же заявила она, словно не слышала коменданта. — С пехотой он не мог далеко отойти… Я догоню его, мы уничтожим стаю и вернемся.