Северная сторона сердца
Шрифт:
– Либо ты немедленно все мне расскажешь, либо лопнешь, – внезапно пробормотала немка, не открывая глаз.
– Я еду с Дюпри в Новый Орлеан.
Сонно улыбаясь, Герта сжала ее в объятиях и поздравила.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – ответила Амайя, возможно слишком поспешно.
– Ага… – Герта закатила глаза. – А теперь, маленькая Амайя из долины, скажи тете Герте правду.
Амайя прикусила губу, на мгновение закрыв глаза.
– Мне страшно, Герта. Да, у меня достаточно выдержки, но это реальная жизнь, а не тренировка. Если я ошибусь, могут погибнуть люди. Я все время думаю об этом. Я могу рассуждать, стоя в кабинете и выполняя учебные упражнения, но вчера, когда я увидела голову того ребенка… Они говорят, что я
Герта взяла обе ее руки и накрыла своими.
– Амайя, послушай меня. Мы знакомы совсем недавно, но все же я знаю кое-что, чего они даже представить себе не могут. Я знаю источник твоей силы и твоей слабости, знаю вопросы, которые ты задаешь сама себе, и очень надеюсь, что однажды ты сможешь найти ответы на них. Амайя Саласар, ты добрый, сильный и самый смелый человек, которого я встречала. Но главное – ты отличный полицейский. Перед поездкой я прочитала твое досье, и оно очень меня впечатлило. У тебя инстинкт прирожденного детектива, и Дюпри, который явно не дурак, тоже это заметил.
– Да, но что, если… – начала Амайя.
– Если, если… Честно делай свою работу. Не бойся и твердо придерживайся своих убеждений. Это то, чего Дюпри от тебя ожидает, он говорил тебе об этом вчера в доме без крыши, верно? Он не хочет ничего другого. И помни: хоть они и агенты ФБР, ты не их курсант. Ты была самым молодым заместителем инспектора в своем выпуске, ты, черт возьми, поймала коллекционера! И сделала это без них и без всей их премудрости. Так что выше голову – и вперед, Амайя из долины.
Их прервал новый стук в дверь. Амайя посмотрела на часы. Оставалось еще двадцать минут. Она открыла дверь и увидела женщину в форме.
– Заместитель инспектора Саласар, вам звонят из Испании.
Сердце забилось быстрее. Это мог быть только один человек, и если он звонит ей в Америку, случилось что-то плохое. В штаб-квартирах не разрешалось пользоваться частными мобильными телефонами. На мгновение она обернулась и посмотрела вглубь комнаты. Отключенный телефон лежал на верхней полке, где хранились ее вещи. Выражение ее лица, вероятно, было более выразительным, чем она предполагала. Герта взглянула на нее с тревогой. Амайя сделала безуспешную попытку успокоить ее улыбкой и проследовала в специальную комнату, где имелось с полдюжины телефонных кабинок. Амайя вошла в ту, на которую ей указали, и взяла трубку.
– Тетя, ты в порядке?
До нее донесся нежный, любимый голос:
– Я в порядке, дорогая. Не хотела тебя пугать… Как ты? Как дела?
– Все хорошо, тетя, правда. Но что случилось? Почему ты звонишь?
Вздох, наполненный тоской, напряженное молчание по ту сторону линии. Амайя словно воочию видела тетю Энграси, сидящую в кресле у тумбочки с телефоном. Волосы, собранные в кокетливый парижский пучок, открытое окно, куда проникает бриз с реки Базтан, освежающий душный августовский вечер в Элисондо…
– Амайя, речь о твоем отце. Он очень болен. Прошлым воскресеньем у него был еще один приступ, он три дня пролежал в больнице; я не звонила тебе раньше, чтобы ты не волновалась. Думала, что все будет как в прошлый раз, но за последние несколько часов ему стало хуже.
«Нет, нет. Пожалуйста, нет…»
– Тетя…
– Кардиолог говорит, что он очень слаб и его сердце долго не выдержит. Мне очень жаль, Амайя.
«Обещаю, что ничего не скажу».
Она не знала, что ответить. Опустила взгляд на панель, которая служила подставкой для телефона. На ней были десятки, сотни каракулей, нарисованных разными авторучками. Кто-то изобразил сердечко, обведя его столько раз, что силуэт выделялся среди множества каракулей. Кончиком указательного пальца она провела по краям рисунка. Палец замер на остроконечной верхушке.
– Амайя… Когда тебе было двенадцать, я поклялась, что всегда буду говорить тебе правду. Сегодня мне бы хотелось солгать, но я сдержу свое обещание. – Твердый голос Энграси сорвался. – Амайя, твой отец умирает. Если ты хочешь
Глава 9
Апекс
Элисондо
Амайе показалось странным, что тетя Энграси так рано отправила ее спать. После ужина и мытья посуды она позволяла ей смотреть телевизор, но недолго, потому что тетя по вечерам любила читать и, когда девочка ложилась в постель, тоже уходила к себе. Вот почему Амайя притворилась спящей, когда через некоторое время услышала скрип половицы в коридоре перед своей спальней. Дверь была приоткрыта, по темному деревянному полу пролегла тонкая полоска света. Потом Амайя услышала, как в главную дверь постучали. Она на цыпочках вышла из спальни и, сделав несколько осторожных шагов, чтобы не наступить на скрипящую половицу, подошла к лестнице. Подруги тети Энграси наведывались к ним под вечер поиграть в карты, но никто никогда не приходил в столь позднее время. Энграси открыла дверь и поздоровалась. Сердце Амайи заколотилось от радости: она узнала голос отца. Уже собралась броситься вниз по лестнице, чтобы обнять его, но резко затормозила.
– Я приехал, как только смог; по телефону ты меня напугала.
– У нас проблемы, Хуан. Проблемы с Амайей, – сказала тетя очень серьезно.
Девочка затаила дыхание; слова вонзились в нее, как осиные жала. Проблемы с ней? Что это значит? Она всегда старалась вести себя хорошо, но казалось, что неприятности преследуют ее. Амайя подождала, пока отец и тетя войдут в гостиную, и спустилась до лестничного пролета. Присела на темную ступеньку и стала слушать, выводя указательным пальцем на перилах причудливую загогулину, похожую на сердечко.
Голос отца был тверд.
– Если ты снова начнешь настаивать на том, чтобы отправить ее учиться в Памплону, я скажу еще раз: нет. Мне очень тяжело, что девочка не может жить дома. Ты знаешь, сколько работы у меня в пекарне, но если Амайя переедет в Памплону, я совсем перестану ее видеть. Пока она в деревне, я хотя бы вижу ее, когда она уходит в школу и возвращается.
Амайе еще не исполнилось двенадцати лет, но ее интеллект был сильно выше среднего. Она уже закончила два класса экстерном, а в июне следующего года заканчивала школу. Ей не хотелось идти в деревенский колледж. Местные считали ее зубрилой из-за того, что она училась в восьмом классе, когда должна была идти в шестой. Однажды один из учителей рассказал о школе-интернате в Памплоне. Там дети младше Амайи посещали уроки для старшеклассников, и это никого не удивляло. Там она не чувствовала бы себя белой вороной. В тот день Амайя вернулась из школы довольная и взволнованная, с буклетом учебного центра в руках. Сначала перспектива отправить девочку в интернат озадачила тетю, но затем она, как всегда, встала на сторону племянницы, прекрасно осознавая, насколько жестокими могут быть другие ребята с кем-то, кто выделяется. Хуан тоже это знал, он очень гордился дочерью, но не хотел даже слышать об учебе Амайи за пределами деревни.
– Памплона тут ни при чем. – Голос Энграси звучал напряженно. – Все гораздо сложнее.
Хуан ждал, охваченный мрачным предчувствием.
– Пару недель назад она мыла голову, и я помогала ей расчесывать волосы. И случайно задела расческой шрам.
Отец затаил дыхание. Сидя на лестнице, Амайя подняла правую руку и нащупала выпуклый рубец у себя под волосами.
– Амайя поднесла руку к голове и спросила: «Что у меня здесь, тетя?» Я говорю: «Это шрам, дорогая». А она: «Какой шрам?» Я опустила расческу и посмотрела ей в лицо, чтобы убедить себя, что она не шутит. И ответила: «От удара по голове». Амайя улыбнулась и сказала как ни в чем не бывало: «Я, наверное, была тогда очень маленькая, потому что ничего не помню». Я долго ее расспрашивала, стараясь не сболтнуть лишнего. Даже сказала: «Это было в пекарне, не помнишь?» Она улыбнулась и ответила: «Наверное, я плохо себя вела, в детстве я была очень непоседлива». Амайя ничего не помнит, Хуан. Она все забыла.