Северное сияние
Шрифт:
– Прости. Лея написала, я должен ответить, – опускает Ким на пол. – Мне нужно полминуты, чтобы закончить.
Мы с Ким терпеливо ждём, хоть и устали. Как только он прячет телефон, я всё-таки срываюсь:
– Почему не позвонить? Или просто не подождать, пока увидитесь? Тем более, что вы же наверняка расстались меньше часа назад.
Вся эта любовь напоказ просто бесит.
– Сообщения остаются, и их можно перечитывать заново, когда нужно или хочется, – спокойно объясняет Лео и вытягивает ручку моего чемодана, берёт Ким за руку. – Моя машина на втором уровне парковки, нам нужно к лифту.
Их
Глава 3. Их дом
Снаружи холодно и сыро, а внутри дома очень тепло. Интересный контраст. Никогда бы не подумала, что это может быть настолько приятным. Просто дома, в Калифорнии, никогда не бывает такого пронизывающего до костей холода. По собственной воле я никогда бы не согласилась жить в такой суровой местности… хотя за Лео поехала бы куда угодно. Даже в Арктику. Если бы только он позвал.
– Снимайте обувь, я отряхну на улице, а то Милли носками все эти лужи потом соберёт, – приказывает нам Лео.
Меня передёргивает, но ботинки подаю ему. Ким справилась со своими быстрее и уже скачет по холлу с криком:
– Лея! Лея! Лея!
Её голос раздаётся откуда-то сверху:
– А? Кто там? Это что? Разбойники? Воры? На нас напало войско варваров?
– Да! Да! Да!
– Тише! – говорю дочери. – Будь немного тише!
Его жена спускается со второго этажа и выставляет вперёд руки, моя дочь врезается в неё.
– Ким, осторожно! – снова рявкает Лео. – Лея!
– Да всё нормально, расслабься, – смеётся она.
Я замечаю её живот, и Господи-Боже… Нет-нет-нет! Только не это, пожалуйста, НЕТ! Как это, вообще, возможно?
– А разве ваша ситуация позволяет во-второй раз? – успевает из меня выпасть отчаянный вопрос, прежде чем включился самоконтроль.
– Ну, прецеденты в мире были! А мы чем хуже? Да, дорогой? – подмигивает ему.
– Да, любимая.
И хотя он произнёс это согласие с некоторой злостью, моё сердце останавливается. Сейчас самое большее, чего хочется, что жизненно необходимо – сбежать и спрятаться. Но я даю себе время и приказ взять себя в руки. Я приехала сюда не для того, чтобы сдаться в первые же секунды. Если есть хоть маленький шанс, я им воспользуюсь. Мне нужен один единственный крохотный шанс.
Вечером мы с Ким наряжаем их ёлку. Милли крутится под ногами. Как только Лео садится на диван у окна, Ким бросается к нему на колени, и Мелитина начинает плакать. Это ревность, детка, думаю я. Ты девочка – привыкай к ней. Придёт время, научишься сдерживаться, прятать, улыбаться, даже когда всё кровоточит внутри.
Лео, конечно, мгновенно подскакивает – это же его родной ребёнок. За родного ему по-настоящему больно, а для Ким… у него только порядочность и здравый смысл. Он заставляет себя её любить. И у него плохо это получается.
Они обе сидят у него на коленях: одна на правой, другая на левой. Он долго увещевает их и убеждает, как сильно обеих любит, но Ким исподтишка пинает Милли ногой. Я ничего не говорю. Если бы он посадил на одно колено меня, а на другое Лею, я бы тоже её пинала.
После ужина Лео отправляет
– Мелитина за весь вечер не произнесла ни слова, – замечаю ему, собирая со стола неиспользованные салфетки.
– Она не любит говорить.
– Или не может?
– Может. Она говорила, просто ты не слышала.
– Что она сказала?
– Шаминя и шапотик.
– Что это значит?
– Машина и самолётик.
– В два с половиной года?!
– Все дети разные. Мелитина никуда не спешит.
– Лео, Лея ведь постоянно принимает лекарства? Даже во время беременности?
Он накрывает миску с остатками курицы пластиковой крышкой, щурится, когда она щёлкает, встав на место.
– Да. Иммунодепрессанты, – отвечает мне и открывает дверцу холодильника.
Ныряет в него так, словно хочет от меня спрятаться. Долго наводит там порядок, передвигая контейнеры с места на место.
– Вам стоит показать ребёнка специалисту.
– Зачем?
– Лео, боюсь у неё налицо многие признаки аутизма. Чем раньше вы начнёте коррекцию, тем выше её шансы не отличаться от остальных.
– Во-первых, у меня нет желания делать её похожей на остальных, – он со звоном бросает вилки в пластиковую ячейку посудомоечной машины. – А во-вторых, моя дочь совершенно здорова. У неё нет аутизма.
– Ты не врач.
– Ты тоже.
– Я специалист с дипломом.
– Без практики.
– С глубокой теоретической базой и стажировкой. Я опираюсь на знания. Ты на что? Поясни, откуда такая уверенность?
– Я её отец. Я так чувствую.
– Она не смотрит в глаза!
– Мне смотрит. У неё самые умные глаза, какие я видел.
– Умнее, чем у Ким?
– Умнее, чем у меня и тебя, вместе взятых.
– Лео… – поднимаюсь и подхожу к нему.
Он знает, что я права, и ему больно от моей правды. А когда больно, ему нужны объятия. Я знаю его гораздо лучше, чем ему хотелось бы. И обнимаю. Наконец-то прижимаюсь к его груди. Вдыхаю запах его туалетной воды, кожи, волос и едва стою на ногах. На несколько мгновений утихают все бури внутри, возникает состояние невесомости, словно всё, что отвечает за плохие чувства и ощущения, отключилось. Осталось только хорошее: любовь, влечение, эйфория от его близости, просто от возможности к нему прикасаться. В этот момент сложно отказать себе в поцелуе, и я прижимаюсь губами к его футболке. Там, за ней, так гулко и часто бьётся его сердце. И закрываю глаза от удовольствия, слушаю его, и больше ничего не хочу. Не желаю открывать их снова.
Он, конечно, с полминуты ждёт, потом мягко меня от себя отодвигает и уходит наверх. Стол до конца не очищен от посуды и крошек, и мне приходится заканчивать самой.
Глава 4. В нашем прошлом
Лео не хотел, чтобы я приезжала. И та категоричность, с которой он отстаивал своё желание провести каникулы только с семьёй, натолкнули на мысль, что у него всё ещё есть сомнения. Он боится себя. Однажды ведь не выдержал – сорвался. У нас всё было. Любые тлеющие угли можно раздуть в пожар, так ведь? Даже если до этого по глупости вылил на них ведро воды.