Севильский слепец
Шрифт:
П.: Вы виноваты в том, что случилось с этими людьми?
Зеленые глаза требовали, молили, и я понял, что пропал. Я опустил глаза на свои ладони, наконец-то зачерпнувшие живой воды, и увидел, как она, пузырясь, мерцая и насмехаясь надо мной, утекает сквозь пальцы.
Я: Да, я делал это. Я виноват.
Она не ушла. Она заглянула мне в душу, и я понял, что поступил правильно.
П.: Мои родители осторожно навели справки о компании, на которую вы работали. Отец выяснил, что вы были легионером и контрабандистом и что ваша способность к насилию внушала ужас всем вашим врагам и конкурентам. Они решили услать меня подальше отсюда. То, что заболела тетя — это случайность.
Я: Но зачем было вас куда-то отправлять? Почему бы просто не запретить вам встречаться со мной?
П.: Потому что они знали, что я влюбилась в вас.
Она в конце концов села и попросила сигарету. Руки ее не слушались.
Когда я пишу эти строки, она лежит в постели, смутно различимая под противомоскитной сеткой. Рядом с ее кроватью горит свеча с высокой пикой пламени. Она спит. Я беру угольный карандаш и ватман.
3 июня 1948 года, Танжер
П. сказала мне, что беременна. Я на целый день все забросил, и мы лежали вместе в постели, настолько переполненные чувствами, что не в состоянии были говорить об ожидающем нас счастье и о детях, которые у нас будут.
18 июня 1948 года, Танжер
После гражданской церемонии в испанском дипломатическом представительстве и короткого обряда венчания в кафедральном соборе мы с П. женаты. Р. устроил прием в отеле «Эль Минзах». Как теперь принято говорить, в стиле настоящей Ривьеры: le tout [103] Танжер присутствовал там. На собственной свадьбе мы были окружены незнакомыми людьми и удрали, как только сочли это приличным. Мы нырнули под противомоскитную сетку, прихватив сигарету с гашишем. Первые супружеские ласки были упоительны.
103
Весь (фр.)
Наконец она устала и заснула. Я положил голову ей на живот и слушал, как множатся в нем клетки. Во мне бурлила энергия, поэтому я встал поработать. Час показался мне благоприятным для возвращения к краскам, и я нанес первый мазок на холст. Начало было положено. Я разволновался и решил прогуляться по медине в направлении касбы, чтобы постоять на башне и, глядя на ночное море, поразмышлять о будущем. В Пти-Соко меня остановили люди, принялись поздравлять и приглашать с ними выпить. Мне не удалось отвертеться. Среди них был К., с которым мы не виделись несколько месяцев. Я позволил им оплатить мою порцию виски. Какое-то время мы болтали и шутили, а потом я ушел. К. догнал меня почти у касбы. Взяв меня под руку, он спросил, почему я его избегаю, почему прогоняю его мальчишек. Он заявил, что я снова заледенел, что брак существует для адвокатов и врачей, что буржуазный образ жизни противопоказан художнику. Я напомнил ему, кто такая П. Мы шли неторопливым шагом, и вдруг он потянул меня к какому-то дому. К. сказал, что это бар и что он хочет угостить меня напоследок стаканчиком спиртного. Мы уселись во внутреннем дворе, и нам подали выпивку. Двор был окружен чем-то вроде портика. Я и оглянуться не успел, как под этим портиком зажглись свечи и начали фланировать юноши. К. нес какую-то ахинею о подрывной силе сенсуализма, об анархии разврата. Я не слушал, а смотрел на мускулистые юные бедра, мелькавшие в полумраке. И возбудился. К. протянул мне сигарету. В ней был гашиш, который влился в мою кровь как растопленное масло. Мои губы ласкали сигарету. Ночь обнимала меня. Юношей становилось все больше. К. удалился с одним из них. Меня подхватили под мышки и потащили в помещение. Там раздели и принялись разминать. Это лишило меня последних сил к сопротивлению. Я пал.
Когда я опомнился, мои губы прижимались к чьей-то спине. Быстро одевшись, я вышел во дворик. К. и след простыл. Я вернулся домой. В ванной я сорвал с себя одежду и тер мочалкой свои гениталии, пока они не загорелись огнем. Я стоял нагишом у своего брачного ложа и смотрел на свою спящую жену. Что я за человек?
Она зашевелилась под моим взглядом и приподняла голову. «Муж мой», — сказала, улыбаясь и проводя ладонью по простыне. Я лег рядом с ней. Что я за человек?
25
Суббота, 21 апреля 2001 года,
дом Фалькона, улица Байлен, Севилья
Какой ингредиент снотворных таблеток подавляет сновидения? Тот же, от которого сохнет во рту и пухнут мозги? Фалькон лежал в темноте, водя пальцами по напряженному лицу, как боксер, пытающийся оценить серьезность полученных им накануне травм. И что это за черные дыры в памяти? На память пришли слова Алисии, сказанные ему прошлым вечером.
— Невроз подобен черной дыре в космосе. Он причудлив и необъясним. Как происходит такая катастрофа, как гравитационный коллапс [104] звезды? Как может переживание оказаться для человека настолько тягостным, что он отторгает память о нем, сжимает ту часть мозга, в которой оно запечатлено? — сказала она. — Но аналогия этим не исчерпывается, потому что сжавшаяся звезда обладает столь огромной силой притяжения, что постоянно засасывает в свой отрицательный мир новые и новые объекты. Так и невроз поглощает все положительное, что есть в вашей жизни, и заряжает отрицательной энергией. Вы описали мне два важных для вас романа, — с вашей первой возлюбленной Исабель Аламо и вашей бывшей женой Инес. Оба романа были страстными, взаимными, но они не смогли противостоять силе притяжения находящейся внутри вас черной дыры.
104
Гравитационный коллапс — катастрофически быстрое сжатие массивных тел под действием гравитационных сил, приводящее к образованию черных дыр
— С Инес нас связывал только секс. Теперь я это понимаю, — сказал он.
— Неужели? — спросила Алисия. — А не кажется ли вам, что именно вы хотели поддерживать отношения на таком уровне? Секс примитивен. А любовь сложна.
— Я знаю, что это был секс. Поэтому-то я и страдаю от этой нелогичной ревности.
— Сексуальное пресыщение всегда неизбежно.
— Вот именно, — уверенно заявил он. — Пресыщение наступило, и ничего не осталось.
— Если не считать того, что вы по-прежнему очарованы ею и по-прежнему хотите ее. Какая-то ваша часть не порвала с ней… И это одна из причин, почему вы не можете говорить о ней с судебным следователем.
Коловорот мыслей изматывал его. Чтобы не думать, он встал с постели. Дневник отца с громким стуком упал на пол, напомнив прочитанное прошлой ночью. Хавьера переполнили жалость и гадливость. Он был потрясен слабостью отца, этой прежде неизвестной ему отвратительной чертой отцовской личности. Какой же силой, какой пылкой душой обладала его мать, чтобы поверить в этого подлеца, и какую сомнительную награду она обрела в лице похотливого мужа-бисексуала. В нем уживались хрупкий-хрупкий гений и человек с врожденной склонностью к никчемности.
Он облачился в спортивный костюм и спустился вниз. Телефон подмигивал ему. Он решил прослушать единственное оставленное для него сообщение, думая: никто мне домой не звонит, все только на работу. В комнату ворвался голос Пако, сообщавший ему, что матадор Педрито де Португаль вывихнул колено на тренировке и теперь в понедельник, в тот самый день, для которого он привезет быков, один бой свободен. Пако был уверен, что у Пепе есть надежда выступить.
Фалькон выбежал к реке и затрусил вдоль ее темной кромки к Золотой Башне. Какой-то встречный бегун приветственно кивнул ему, а еще один небрежно отсалютовал. Он успел уже стать тут своим, с тех пор как покончил с безумным кручением педалей на месте. В нем открылись какие-то странные шлюзы. Он ни словом не обмолвился Алисии о своих нелепых слезах, вызванных лицезрением на экране Рамона и Кармен. Откуда взялась эта сентиментальность? В его работе ей не было места. Эта мысль буквально пригвоздила Фалькона к месту. Его грудь ходила ходуном. Он бессознательно развил бешеную скорость, пытаясь убежать от мучительных догадок. Не по этой ли причине он пошел работать в полицию? Не испытывал ли он потребность бесстрастно созерцать ужасные жизненные катаклизмы? Не было ли это прозрением? Он потрусил обратно к дому, купил по дороге «АБС» и нашел в ней извещение о похоронах Сальгадо.