Сейчас и больше никогда
Шрифт:
С тех пор как они отъехали от «Мебели фараонов», прошло минут двадцать, но Елена позвонила опять.
– Димка, ты скоро? Как там у тебя?
– Не очень… Придется ехать в автосервис, – промямлил он, и все кругом померкло. И Саша сделалась соучастницей.
«Но как же так?! – отчаянно подумал он. – Нельзя обманывать?! Этот хрупкий мир не потерпит грубости вранья. Как же быть?!»
– Саш…
– Саня! – резко поправила Саша. Она тоже почувствовала это.
– Сань, что делать?
– И кто виноват. Извечный вопрос, – улыбнулась она.
«Всё, обманывать не стану. Скажу как есть», – твердо решил Дмитрий, но жена больше не перезвонила.
Неожиданно Дмитрий остановил машину, выключил двигатель и погасил фары.
– Что? – Саша непонимающе посмотрела на него.
Он кивнул на темный корпус гостиницы «Заря».
Они одновременно вышли. Саша подождала, пока он запрет машину, и они вместе направились к ярко светящемуся входу.
Глава 8
«В это уже трудно поверить, но в Москве 90-х еще не существовало бутиков, мультибрендовых магазинов и фитнес-клубов, вместо модных дизайнеров был модельер Зайцев, вместо музыкальных каналов – программа «Утренняя почта». Все завертелось осенью 1991 года, когда вернувшийся из Парижа художник Андрей Делос вместе с актером Антоном Табаковым организовали на Красной Пресне закрытый клуб «Сохо». Сюда перекочевала сначала вся богемная тусовка студии Art Pictures (Федор Бондарчук, Степан Михалков, Влад Опельянц, Роман Прыгунов и другие), а вслед за ней – и вся светская Москва. «Сохо» стал первым закрытым клубом, где устраивались концерты и тематические вечеринки, и открыл путь заведениям того же формата – Fellini и Up & Down. Здесь впервые возникло такое понятие, как фейсконтроль, сюда было принято красиво одеваться, даже еще не зная термина «dress code», здесь пили коктейль «Отвертка» и текилу и пробовали первые наркотики. Так зарождалась светская жизнь в Москве».
Поднимаясь по гостиничной лестнице, Дмитрий думал о Елене. Непостижимо, но теперь, в этом тихом хрупком мире, открывшемся ему рядом с Сашей, была и Елена. И была она совсем иной, чем представлялась ему всегда. Елена, оказывается, нежная, кроткая женщина. И тоже очень жалкая, как Саша. А Дмитрий думал о ней совсем по-другому.
Неожиданное открытие потрясло его. И чем больше Дмитрий думал о ней, о ее новой, чужой внешности, манерах и прическе, тем яснее понимал, что это всего-навсего укрытие, крепость все от того же жестокого мира. Но при всем при этом Елена его совсем не трогала.
Они вошли в номер. Саша включила свет.
– Чай согреть? – Она скинула куртку. – У меня есть шоколадные конфеты.
– Согреть! – засмеялся Дмитрий. – Как смешно ты говоришь!
Саша ушла за водой. Дмитрий остался один и невольно огляделся по сторонам: казенный стол с алюминиевой биркой, серый жалкий коврик, оцарапанная спинка кровати… Весь этот бедненький номер веял какой-то сомнительной вокзальной публикой.
– Ужасно… – пробормотал он, озираясь.
Но вернулась Саша, и все изменилось. Куда-то делась убогость меблировки и вся привокзальная толпа. Осталась лишь неподвижная ночь за окном, сокровенно горящая лампа и Саша в трогательном уютном свитере, взволнованно радостная, с распущенными светлыми волосами. Дмитрий сидел за столом (казенным, с алюминиевой биркой!) и счастливо следил за Сашей, как она наливает воду из графина в стакан, как смешно и ловко прилаживает в стакан кипятильник.
Потом Дмитрий жадно глотал чай, обжигая пальцы горячим стаканом, а Саша, переживая за него, забавно морщилась.
Уже не нужно было ни говорить, ни вспоминать, ни строить планы на будущее – они и так были вместе, и их совместная жизнь уже началась.
Они сидели в кровати. Он обнимал ее, а она гладила его руку и смотрела на него болезненно-нежно. Белые пятна станционных огней лежали на подоконнике, ломались по сброшенному на пол одеялу в белом пододеяльнике, ползли к ним на кровать, на белую измятую простынь и освещали их трепетные тела.
– Спасибо, Дим… – крепко прижавшись к нему, прошептала Саша, – за то, что ты остался тем… кем я тебя и представляла всегда. Ты мой единственный. Теперь я знаю: я жила только тобой. Я всегда хотела увидеть тебя. Так хотела, чтобы ты ко мне пришел. А ты все не шел и не шел. Я думала только о тебе, даже когда забывала тебя. Все равно. И всегда буду думать о тебе, что бы у нас потом ни случилось…
– Ну что у нас теперь может случиться?! – вздохнул Дмитрий.
– Не перебивай. Я должна тебе сказать сейчас. Потому что потом я ни тебе, ни себе в этом не признаюсь. Чтобы ты знал. Слушай… Я хочу, чтобы ты был мой. Только мой. О тебе я никогда не забывала. Ты всегда был со мной. Я ходила, ела, спала… Да, спала. И ты был рядом. Слушай меня. Я спала с другими, обнимала, целовала их, а представляла тебя. Тебя! И знай, что если…
– Но мы ведь теперь не расстанемся? Я все скажу жене…
– Ошибаешься, милый, единственный мой. – Саша болезненно улыбнулась, привлекла его голову и поцеловала в волосы. – Мы утром расстанемся. Уже утром. Ты поедешь по своим магазинам. А я – в ненавистный Губернский Город. Но… Слушай меня внимательно. Я скоро приеду опять. Теперь ведь мы не сможем жить друг без друга. Постараюсь, все сделаю, чтобы вернуться скорее. Слышишь?! – Она отстранила его голову, вглядываясь ему в глаза, и вдруг принялась страстно целовать их. – Это будет наша с тобой тайна, – продолжала Саша. – Наша тайна, слышишь?! Как хорошо. Никто не знает, что у нас есть свой сквер, дом, своя Москва. Хорошо как!.. Никто-никто не знает нашу Москву. Мы в ней одни…
Дмитрий порывисто привлек Сашу к себе, но и сейчас, в сладких муках, лаская его, она продолжала шептать:
– Я скоро приеду к тебе. И мы будем вместе. Только вместе. Я не могу больше жить одна. Я не знаю, что со мной будет… Я приеду, и больше мы не расстанемся никогда. Я не отойду от тебя ни на шаг. Так и знай! Слышишь, радость моя, Дима! Я буду твоей тенью. И никому, никому не отдам тебя…
Так незаметно наступило утро, а с ним – горький момент расставания. После ухода Дмитрия Саша какое-то время сидела неподвижно и все думала о том, как давно она ждала этой встречи, как долго предвкушала ее. Но и в мечтах она не могла представить себе, что все будет именно так – глубоко и проникновенно. Что они поймут друг друга почти без слов. Что с первой встречи между ними не останется никаких преград…
Но преграды все-таки оставались. Вечером на Белорусском вокзале Саша села в губернский поезд, и таким образом между ними пролегли сотни километров – огромное расстояние.
Кроме мыслей и чувств, любое расстояние мгновенно может преодолеть телефонный звонок. Телефонные звонки неслись из Москвы в Губернский Город, а Саша неслась на эти звонки из кухни и комнаты, всегда успевая опередить любопытную Валентину. Соседка громко сопела да кидала неодобрительные взгляды в Сашину сторону. Плохо, дескать, кончишь. То один у тебя хахаль, то другой. А старого-то куда девала?