Сейф за картиной Коровина
Шрифт:
– Ты куришь? – спросила она Дайнеку, переходя на дружеский тон.
– Уже нет! – с готовностью отозвалась та.
Не рекомендовалось также приходить на службу в брюках. Вот тут Дайнека заволновалась. Ей было невыносимо даже подумать об этом. Она забыла, когда в последний раз надевала юбку, и содрогнулась при одном лишь воспоминании, как та путается в ногах. А если к этому добавить еще и туфли на каблуках…
– Другой очень важный момент – никакой косметики, – продолжила Ольга. – Общение сдержанное, по делу.
– Кто?
– Владимир Николаевич, наш шеф. Между собой мы его называем Воландом. Самодур, каких мало…
– Здравствуйте, Оля, – прозвучало совсем рядом.
Из-за соседнего столика, отделенного от них лишь тонкой матерчатой ширмой, поднялся высокий немолодой мужчина и, поздоровавшись, прошел мимо.
– Здравствуйте, Владимир Николаевич… – упавшим голосом пролепетала Ольга.
– Кто это?
– Воланд… Мне кажется, он все слышал…
– Определенно, – кивнула Дайнека.
Ей подумалось, что если прозвище отражает сущность, то именно в этом офисе нужно искать убийцу.
Глава 11
Обещать – не значит жениться
Вячеслав Алексеевич Дайнека сидел в своем кабинете, поглащенный изучением документов. Телефонный звонок не сразу привлек его внимание, он долго звучал в тишине кабинета. Наконец финансовый директор поднял трубку:
– Слушаю.
– Вячеслав… простите, не знаю вашего отчества…
– Алексеевич, – подсказал господин Дайнеко, пытаясь понять, кто говорит.
– Мне необходимо сообщить вам одну информацию…
– Давайте, выкладывайте побыстрее свои мерзости… И покончим с этим.
В трубке раздался щелчок, а потом пошли короткие гудки. По какой-то причине у «доброжелателя» исчезло желание гадить.
Подобные звонки давно не удивляли Вячеслава Алексеевича, и он никогда не сообщал о них в службу безопасности. Тем более что они носили личный характер и, как правило, касались только его самого и Насти.
В офисе работало много женщин, и невозможно было угадать, кто из них звонит. Впрочем, понимая, что к расследованиям такого рода он не пригоден, Вячеслав Алексеевич решил занять выжидательную позицию. Всякий раз терпеливо выслушивал того, кто позвонил, зная, что пресекать доносительство бесполезно.
Он не был женат, по крайней мере, официально. Поэтому для большинства незамужних женщин было логичным считать его выгодным женихом. Среди служащих управления распространялись слухи о том, что его окрутила ушлая малолетка и что он не совсем счастлив. Вячеслав Алексеевич знал о таких разговорах, но внешне на них не реагировал, как и на звонки доброжелательниц, которые обычно активировались сразу после его командировок. И это было не слабостью, наоборот, было его убеждением, не допускающим чужого вмешательства в личную жизнь.
Последние десять лет во многом изменили Вячеслава Алексеевича Дайнеку. И дело было не только в том, что из семьи ушла жена.
Однажды в Красноярске, сидя за своим столом на службе, он вдруг отчетливо понял, что уже больше половины жизни прожито, а он все еще не знает, своей ли жизнью живет. Сделав это простое открытие, начал крепко выпивать, заглушая тяжелые раздумья. Но тот период его жизни закончился очень быстро. Вячеслав Алексеевич безбоязненно позволял себе ошибаться, но так же твердо умел остановиться.
С точки зрения единой системы случайного и закономерного то, что он встретил в баре своего старого друга по институту – Добрынина, было указующим знаком судьбы и предполагало решение многих его проблем. Только тогда он этого еще не знал.
На обычный вопрос «Как дела?» Вячеслав Алексеевич ответил неопределенно:
– Как тебе сказать…
– Та-а-ак, – понятливо прогудел Добрынин и, основательно усаживаясь на стул, приготовился слушать.
А Вячеслав Алексеевич понял, что именно здесь и сейчас хочет поговорить о своей катившейся под откос жизни.
– В общем, один с дочкой остался. Жена ушла.
– Как ушла?
– Утром разбудила и сказала, что уходит. Сумки уже собрала. Простилась и ушла.
– К другому мужику или как?
– Или как…
– Ну, это, брат, ерунда. Никуда не денется, вернется. Накосорезил чего-нибудь? Бабы или выпивка?
– Ты не понял, это у нее баба. – Вячеслав Алексеевич пьяно покачал головой и пафосно заключил: – Женская душа – потемки.
Добрынин застыл с оскорбленным выражением лица:
– Да ну… не до такой же степени…
– Дочери до сих пор не могу объяснить, – тихо проговорил Вячеслав Алексеевич.
– А сколько ей лет?
– Тринадцать почти.
– Так она уже и сама все знает, – заверил его Добрынин и быстро наказал подошедшему официанту: – Бутылочку коньяку и чего-нибудь закусить. Давай! Мы здесь надолго…
– Ну и чего дальше будешь делать? – спросил Добрынин через пару минут, разливая коньяк по рюмкам.
– А хрен его знает, – весело ответил Вячеслав Алексеевич.
– Хочешь сказать, что можешь начать с чистого листа?
– А то!
– Ну, тогда за твой переезд в столицу! – сказал Добрынин и поднял рюмку.
Они чокнулись и выпили. Вячеслав Алексеевич закусил.
– Рассказывай…
– Мне нужен свой человек, чтобы верить ему, как себе. Дело стоящее – уголь, нефть, древесина… Будешь моим замом и советником по финансам. Деньгами не обижу. Квартира для тебя тоже есть – на Третьей Тверской-Ямской. Моя, прежняя, я в другую переезжаю. Потом посчитаемся… Ну?
Огорошенный Вячеслав Алексеевич мгновенно протрезвел. Стало ясно: чтобы переменить жизнь, нужно действовать резко, а для этого требовалось сильно разозлиться.