Сезон гроз
Шрифт:
— Пожалуйста. Я предпочитаю, чтобы меня считали сверхъестественным существом, вооруженным сверхъестественным оружием. Таким меня нанимают и такому платят. Обыденность есть посредственность, a посредственность это дешевизна. Так что, пожалуйста, рот на замке. Обещаешь?
— Ладно. Обещаю.
Скалу под названием Гриф распознали сразу. Она была видна издалека. На самом деле, при небольшой доле фантазии, можно было вообразить, что это длинная шея с головой грифа. Но больше, как отметил Лютик, она напоминала гриф лютни или другого струнного инструмента.
Гриф, как оказалось,
— Там, внизу, — отметил Лютик, стоя в стременах. — Видишь? Именно там наша цель. Равелин.
И это название было чрезвычайно точным, карстовые останцы наметили удивительно правильную форму огромного треугольника, выступающего из эльфской крепости, как бастион. Внутри этого треугольника выросло здание, напоминающее форт. Окруженный чем-то похожим на огромный укрепленный лагерь.
Геральт вспомнил слухи о Равелине. И о человеке, который в Равелине проживал.
Свернули с дороги.
За первую ограду вело несколько проходов, все они охранялись вооруженными до зубов стражниками, пестрая и разнообразная одежда легко позволяла распознать в них наемников. Их задержал первый же пост. Хотя Лютик громко заявлял, что им назначена аудиенция и особенно подчеркивал свои хорошие отношения с руководством, им было приказано спешиться и ждать. Довольно долго. Геральт начал выражать нетерпение, когда, наконец, появился мордоворот с внешностью галерника, приказавший следовать за ним. Вскоре выяснилось, что мордоворот ведет их окружным путем, к задней части комплекса, из центра которого доносился гул и звуки музыки.
Они перешли мостик. Сразу за ним лежал человек, бессознательно шарящий вокруг себя руками. Его лицо было окровавленным и таким опухшим, что глаза почти полностью заплыли. Он тяжело дышал, и каждый выдох выдувал с его носа кровавые пузыри. Сопровождающий их наемник не обратил на лежащего ни малейшего внимания, Геральт и Лютик тоже сделали вид, что ничего не видят. Они были на территории, где не следовало проявлять излишнее любопытство. В дела Равелина совать нос не рекомендуется — в Равелине любопытный нос обычно расставался с владельцем и оставался там, куда его сунули. Наемник провел их через кухню, где, как ошпаренные, метались повара. Кипели котлы, в которых, как заметил Геральт, варились крабы, омары и лангусты. В чанах извивались угри и мурены, тушились в горшках моллюски и мидии. Скворчало на огромных сковородах мясо. Слуги накладывали готовую еду в лотки и миски, чтобы унести ее в коридор.
Следующее помещение было пропитано ароматами дамской парфюмерии и косметики. Перед рядом зеркал, непрерывно болтая, наводили красоту десятки женщин в разных стадиях неглиже, в том числе и полного. Здесь Геральт и Лютик тоже сохраняли каменные лица и не позволяли глазам слишком бегать.
В следующей комнате их подвергли тщательному досмотру. Его исполнители отличались серьезным внешним видом, профессиональным поведением и решительностью. У Геральта был конфискован стилет. У Лютика, который никогда не носил оружия, забрали расческу и штопор. Но лютню, поразмыслив, оставили.
— Перед его преподобием стоят стулья, — проинструктировали их в конце. — На них сядете. Сидите и не вставайте, пока его преподобие не прикажет. Не перебивайте, когда его преподобие говорит. Не говорите, пока его преподобие не скажет, что можно. Теперь заходите. В эту дверь.
— Преподобие? — пробормотал Геральт.
— Он был когда-то священником — прошептал поэт. — Но не волнуйся, он не набрался привычек. Подчиненные должны его как-то титуловать, а он ненавидит, когда его называют шефом. Нам его титуловать не надо.
Когда они вошли, что-то сразу же перегородило им дорогу. Оно было как большая гора и сильно воняло мускусом.
— Здорово, Микита, — приветствовал его Лютик.
Названный Микитой великан, телохранитель преподобного шефа, очевидно, был метисом, результатом скрещивания огра и краснолюда. В итоге получился лысый краснолюд ростом значительно выше семи футов, совсем без шеи, с вьющейся бородой, торчащими как у кабана клыками и руками до колен. Нечасто можно встретить подобный гибрид, считалось, что эти виды генетически сильно отличаются — такое существо как Микита не могло появиться на свет естественным путем. Тут не обошлось без помощи исключительно сильной магии. Магии, кстати, запрещенной. Ходили слухи, что многие чародеи пренебрегают запретом. Геральт видел воочию доказательство этих слухов.
Уселись, в соответствии с действующими здесь протоколом, на два плетеных стула. Геральт огляделся. В самом дальнем углу комнаты, на большом шезлонге, две обнаженные девушки занимались друг другом. За ними наблюдал, кормя при этом собаку, маленький, невзрачный, сгорбившийся и ничем не примечательный человек в свободной, цветасто вышитой одежде и феске с хвостиком. Скормив собаке последний кусок омара, мужчина вытер руки и повернулся.
— Здравствуй, Лютик, — сказал он, сидя перед ними на чем-то удивительно напоминающем трон, правда, сплетенный из прутьев. — Мое почтение, господин Геральт из Ривии.
Преподобный Пирал Пратт считался, и не без оснований, главой организованной преступности всего региона, он был похож на торговца текстилем, ушедшего на покой. На пикнике отошедших от дел торговцев текстилем он бы не бросился в глаза, и никому не пришло бы в голову посчитать его чужаком. По крайней мере, издали. Наблюдение вблизи позволило заметить в Пирале Пратте кое-что, нехарактерное для торговца текстилем. Старый побледневший шрам на скуле, след удара ножом. Нехорошее зловещее выражение на тонких губах. Светлые, желтоватые глаза, неподвижные, как у питона.
Никто долго не прерывал молчания. Откуда-то из-за стены долетала музыка, слышался шум.
— Рад видеть и приветствовать вас обоих, — сказал наконец Пирал Пратт. В его голосе отчетливо проявилась старая и прочная любовь к дешевым и плохо очищенным крепким напиткам.
— Тебе я особенно рад, певец. — Преподобный улыбнулся Лютику. — Не виделись со времени свадьбы моей внучки, которую ты так украсил своим выступлением. И я как раз думал о тебе, потому что другая моя внучка что-то заторопилась замуж. Я верю, что по старой дружбе ты и на этот раз не откажешь. Ну как? Споешь на свадьбе? Не заставишь просить себя так же долго, как в прошлый раз? И не придется… убеждать?