Сезон гроз

Сапковский Анджей

— Включенное в дело донесение, — перебила судья, — суд вынужден рассмотреть как probatio de relato, доказательство, являющееся донесением третьего лица. Может ли обвинение предоставить другие доказательства?

— Других доказательств нет… Пока… Обвиняемый, как уже было сказано — ведьмак. Это мутант, пребывающий за пределами человеческого общества, пренебрегающий человеческими законами и ставящий себя выше их. В своей криминогенной и социопатической работе он контактирует с преступным элементом, а также с нелюдями, в

том числе расами, традиционно враждующими с человеком. Нарушение законов является частью нигилистической природы ведьмака. В случае ведьмака, Высокий Суд, отсутствие доказательств — лучшее доказательство. Это доказывает измену, а также…

— Признает ли обвиняемый, — судью совершенно очевидно не интересовало, что еще доказывает отсутствие доказательств. — Признает ли обвиняемый свою вину?

— Не признаю. — Геральт проигнорировал отчаянные сигналы госпожи адвоката. — Я невиновен и не совершал никакого преступления.

Ведьмак имел некоторые навыки, поскольку сталкиваться с правосудием ему приходилось. Кроме того, он кратко ознакомился с литературой по теме.

— Все обвинения против меня являются следствием предвзятого отношения…

— Протестую! — вскрикнул асессор. — Обвиняемый произносит речь!

— Протест отклонен.

— … следствием предвзятого отношения к моей особе и профессии, сиречь следствием praejudicium, praejudicium же в свою очередь влечет за собой заведомую ложь. Тем более, что обвиняют меня на основании анонимного доноса, и то одного-единственного. Testimonium unius non valet. Testis unis, testis nullus. Ergo, это не обвинение, а всего лишь домысел, сиречь praesumptio. А домысел оставляет пространство для сомнений.

— In dubio pro reo! — очнулась адвокатесса. — In dubio pro reo, Высокий Суд!

— Суд, — судья грохнула молотком, разбудив блеклого подсудка, — постановляет: определить денежный залог в размере пятисот новиградских крон.

Геральт вздохнул. Его интересовало, пришли ли уже оба его товарища по камере в себя и извлекли ли какой-то опыт из того, что произошло. Или же ему придется избить и отпинать их еще раз.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

А что такое город? Наш народ.

Вильям Шекспир. «Кориолан» (перевод Ю. Корнеевой)

На самом краю людного базара стояла грубо сколоченная из досок будка, в которой распоряжалась бабулька-старушка в соломенной шляпке, кругленькая и румяная, словно добрая волшебница из сказки. Над бабулькой виднелась надпись: «Счастье и радость только у меня. Огурец бесплатно». Геральт остановился, выудил из кармана медяки.

— Налей, бабушка, — попросил он мрачно, — полкварты счастья.

Ведьмак набрал в грудь воздуха, выпил в один глоток, выдохнул. Вытер слезы, которые сивуха вышибла у него из глаз.

Он был свободен. И зол.

О том, что свободен, ведьмак узнал, что интересно, от человека, которого знал. С виду. Это был тот самый рано облысевший парень, которого на его глазах спустили со ступенек аустерии «Natura Rerum». И который, как оказалось, был судейской канцелярской крысой.

— Ты свободен. — сообщил ему облысевший парнишка, смыкая и размыкая заляпанные чернилами пальцы. — За тебя внесли залог.

— Кто внес?

Информация оказалась конфиденциальной, облысевший клерк отказался ее сообщать. Отказался, в столь же резкой форме, и возвращать конфискованную торбу Геральта, в которой, помимо всего прочего, хранились наличные и банковские чеки. Движимое имущество ведьмака, сообщил не без ехидства клерк, власть посчитала cautio pro expensis, авансом для оплаты судебных издержек и предусмотренных штрафов.

Спорить было бесполезно. Геральт должен был радоваться, что при выходе ему вернули хотя бы те вещи, которые во время задержания находились у него в карманах. Личные мелочи и мелкие деньги. Настолько мелкие, что никому не захотелось их воровать.

— И еще полкварты радости, пожалуйста. Спасибо за огурец.

После бабушкиной сивухи мир заметно похорошел. Геральт знал, что это быстро пройдет, а потому прибавил шагу. Нужно было уладить кое-какие дела.

Плотва, его кобыла, счастливо избежала внимания суда и не вошла в сумму cautio pro expensis. Она была там, где он ее оставил, в загоне конюшни, ухоженная и накормленная. Подобного ведьмак не мог оставить без вознаграждения, независимо от собственного материального положения. Из горсти серебряных монет, которые уцелели во вшитом в седло тайнике, несколько сразу получил конюх. Которому такая щедрость аж дыхание перехватила.

Горизонт за морем темнел. Геральту казалось, что он замечает там искорки молний.

Прежде чем войти в кордегардию, ведьмак дальновидно набрал в легкие свежего воздуха. Не помогло. Уважаемые стражницы сегодня явно съели больше фасоли, чем обычно. Намного, намного больше фасоли. Кто знает, может было воскресенье.

Одни, как всегда, ели. Другие были заняты игрой в кости. При виде ведьмака все встали из-за столов и окружили его.

— Гляньте-ка, ведьмак, — сказала комендантша, вставая к нему впритык. — Взял и приперся.

— Я уезжаю из города. Пришел забрать свою собственность.

— Если позволим, — другая стражница толкнула его локтем, будто бы нечаянно, — то что нам за это будет? Проставиться надо, браток, проставиться! А, девки? Что велим ему сделать?

— Пускай каждую в голую жопу поцелует!

— И языком! Языком пусть вылижет!

— Да ну! Еще заразу какую занесет!

— Но должен же он нам, — следующая поперла на него крепким, как скала бюстом, — чего приятного сделать, не?

— Песенку пускай споет, — еще одна громко перднула. — А мелодию под мой тон подберет!