Сезон любви
Шрифт:
– Я ради тебя старалась.
– Регина, я ценю тебя и твои попытки сделать мою жизнь прекрасной…
– И внести в нее секс и прочие удовольствия, – дополнила она.
– Да, и это тоже. Но порой стоит быть менее активной. Он табу, – шикнула.
– А мне кажется стоит подвинуть, эту мисс «Янезаслужилаэтогопарня».
– Я для него простушка деревенская.
– А, по-моему, ты милашка. Ладно я пойду. И мой тебе совет, не выпускай его одного, Сонька и Машка его сожрут.
– Иди уже и спасибо за письмо, – подняла
– Трахни его, и потом расскажи мне.
– Боже, – начала выталкивать ее быстрей.
С улыбкой на лице оставила на полу в гостиной Агату и пошла к пакетам.
Внутри было много молочных продуктов, даже питание для моей дочки? Я реально удивилась. Еще и правильное взял, видимо увидел баночки. Овощи и фрукты, даже кое-какие ягоды. В морозилку опустила расфасованное мясо для жарки и сосиски гриль.
– Отличный вкус, – шепнула себе под нос.
– Лера, – услышала сбоку.
– А?
– Я там мясо не принес?
– Было. Я уже убрала его вниз.
– Нет, отдельно в пакете мякоть. Подумал, может нам его замариновать и сделать шашлык?
– О, тогда нет. Ничего такого не видела.
Он выскочил на улицу и занес из машины черный пакет с фирменным знаком нашего местного фермера.
Опустил его передо мной на столешницу и сложил руки на груди.
– Что? – спросила, заметив пристальный взгляд.
– Я не умею.
– То есть вся работа на мне?
– Ага, – подмигнул и отправился на диван.
– А если и я не умею?
– Не верю, – крикнул словно жюри театральное и сел рядом с Агатой. – Я ее пока что займу чем-нибудь.
Глава 7
Пока Степан занимался углем для шашлыка и оборудовал там все как ему удобно, мы с дочкой пошли в магазин.
На часах было только шесть. И кое-какая молодежь начала выходить на прогулку. Они здоровались со мной и проходили мимо, а затем я, кажется, слышала смешки. Но оборачиваться и проверять не было желания.
Когда я была беременна, наш поселок гудел. Я сносила все насмешки и гордо держала голову. Пусть мне и было больно от их слов, брошенных неосторожно, будто они имели право осуждать меня за то, что я решила стать матерью, будучи не в браке. Будто это было их тело и их дело. Но как только этот гул дошел до отца, он заткнул всех разом. Я не знаю, что он им сказал, но больше никто и не смотрел на меня.
А стоило умереть маме и папе, все возобновилось.
Я не говорю, что так поступают все. Многие из жителей нашего поселка мои друзья. Много тех, кого я уважаю. Но не все достойны моего уважения.
Вошла в магазин и продавщица, одна из тех, о ком говорила подруга. Местная красавица с огромным бюстом и стройной фигурой насмешливо спросила.
– А че правду говорят, что ты мужиков таскаешь в дом типа на лето, а сама деньги с них берешь?
– Маш, ты меня со своей подругой перепутала. Прошлым летом, и я не уверена, что это был слух, также говорили про Соню.
– Кто скажет тому в морду дам. Сонька бы не стала, – тут же выступила в защиту.
– Ну так и я в морду дам, если надо тому, кто эти сплетни распускает. Не знаешь, кто первым замолвил?
– А мне покуда знать? Так че, правда, что ты с мужиком живешь?
– Кажется, в своем доме я вольна распоряжаться как пожелаю. Так же, как и ты в своем.
Она фыркнула и продолжила болтать с другой женщиной, которая, уже купив что хотела просто стояла рядом.
Я взяла из холодильника несколько бутылок пива не зная, подойдет ли оно Степе. Но, видимо, это было то самое название. Пусть он и утверждал, что сделает это сам.
Подошла к кассе и словила новую порцию смеха.
– Кажись, правду говорят.
– Маша, я могу сходить в другой магазин, мне все равно, кому деньги нести.
– Нужны мне твои двести рублей, – складывает руки, поднимая свой бюст выше и делая его больше в откровенном вырезе.
– Тогда мы пойдем именно туда, – слышу позади голос Степы и оборачиваюсь. – Пошли Лер.
Он берет коляску из моих рук и катит ее к двери. Агата тут же начинает с ним болтать на своем детском, а я смотрю в лицо продавщицы и хмыкнув ухожу за ними.
Догоняю парня с дочерью и молча ступаю рядом.
Мы покупаем пиво Степе, мне вино. Соки для Агаты и мужчина еще хватает какую-то игрушку для малышки.
– Спасибо, – улыбаюсь.
Он расплачивается, напрочь отказываясь даже смотреть в сторону моего кошелька, но я спорить не стала, и мы медленно идем обратно.
Смешки прохожих вновь повторяются и мне становится стыдно.
Степа это замечает и встает так, чтобы встречающиеся нам по пути домой люди, не соприкасались со мной, а с ним.
Я ни слова не произношу, потому что если начну, то буду ощущать свою никчемность, и выдам обиду, которой быть не должно. Да и будет похоже на оправдание.
Мы приходим в полной тишине домой. Я ухожу в дом, а он продолжает заниматься мангалом на улице.
В какой-то момент я кружусь на месте и понимаю, что мне нужно выдохнуть.
Облокачиваюсь на столешницу рука и опускаю голову.
Внутри дрожит натянутая струна и хочу сдержать порыв закричать.
Я нечасто ощущаю свое одиночество. Порой не придаю ему значения.
Но стоит мне оглянуться, посмотреть по сторонам, все встает на места, и я плачу.
Потому что тоскую по маме с папой. Тоскую по той жизни, что была. Не потому, что я не счастлива жить с дочерью, но если бы они были рядом, то, быть может… это серая пустота не была такой огромной и не сжирала меня иногда.