Сезон охоты на людей
Шрифт:
Выждав несколько секунд, он подошел к ним. Один был мертв. Он лежал ничком, раскинув руки в стороны; вытекшая на землю кровь уже начала чернеть, сворачиваясь, обещая роскошное пиршество для муравьев. Второй, упавший несколькими метрами дальше, лежал на спине и все еще дышал. Его автомат АК-30 валялся всего лишь в полуметре от него: вьетнамец выронил оружие, когда в него попали пули, и пытался отползти подальше. Но теперь, лишившись последних сил, он глядел на Боба умоляющими глазами. Его лицо и рот были в сгустках крови, и, когда он с усилием втягивал воздух, Боб слышал, как кровь клокочет в глубине
Рука раненого чуть сдвинулась с места. Может быть, У него была граната, нож или пистолет, а может быть, он просил пощады или, наоборот, умолял избавить его от страданий. Боб понятия не имел, что означало это движение, да, впрочем, это было и неважно. Короткая, в три выстрела, очередь в середину груди. Все.
Донни подошел и встал у него за спиной.
– Мы разделались со всеми. Я даже не надеялся, что успею вовремя. Христос, я пристрелил троих парней за секунду.
– Великолепная стрельба, морпех. Клянусь Иисусом, ты сохранил и грудинку, и окорок вот этого старика, – сказал Боб и вытянулся на земле.
– Ты цел?
– В полном порядке. Только вот чуть-чуть зацепило.
Он поднял окровавленную левую руку; его бок тоже ныл от сотни, никак не меньше, мелких царапин. Как ни странно, но больше всего пострадала шея – попавшая в землю пуля вьетнамца прямо-таки вбила горсть мерзкой грязи в поры кожи и густую жесткую щетину, выросшую на нижней челюсти, и теперь все это чесалось, будто он лежал мордой в крапиве.
– О Христос, я уже думал, что меня вот-вот поджарят. Больше ни на что не надеялся. Сдерут шкуру, нашпигуют и поджарят. Дружище, я уже был самым настоящим трупом.
– Давай-ка уматывать отсюда.
– Погоди минутку. Я оставил винтовку наверху. Только переведу дух.
Широко раскрыв рот, Боб сделал несколько огромных глотков самого сладкого воздуха, который ему когда-либо доводилось вдыхать, и шаткой рысцой побежал вверх по склону. М-40 валялась на том самом месте, где он ее оставил, дуло воткнулось в травянистую кочку, а полуоткрытый затвор оказался забит землей.
Он схватил оружие и побежал обратно к Донни.
– Карту!
Донни выхватил карту из планшета и протянул ему.
– Отлично, – сказал Боб, – они наверняка уже пошли дальше. Мы тоже должны взять ноги в руки, обогнать их и ударить еще раз.
– Светлого времени уже маловато.
Боб взглянул на свои «Сейко». Господи, было уже без малого пять часов дня. Когда весело, время всегда летит быстро.
– Проклятье! – воскликнул он.
Им вновь овладел мгновенный приступ отчаяния. Не будет света – не будет и стрельбы. Они подойдут к месту атаки только в темноте, а тогда искусство всех снайперов мира не будет стоить и плевка.
– Проклятье, – повторил он.
Разум Боба был в такой степени затуманен горячкой боя, неимоверным выбросом адреналина и усталостью, что не мог работать должным образом. Суэггер смутно соображал, что упустил что-то из виду, как будто он оставил добрую половину своего IQ [37] на вершине этого отвратительного невысокого бугра. Это Донни, не говоря ни слова, передвинул вперед один из прицепленных к поясу подсумков, открыл его и вынул оружие, похожее на маленький детский пугач с толстым дулом, и пригоршню осветительных ракет «белая звезда» – подсумок был битком набит ими.
37
IQ (ай-кью) – аббревиатура от intelligence quotient – коэффициент умственного развития.
– Ракеты, – сказал он. – Ты сможешь стрелять при их свете?
– Если я что-нибудь увижу, – ответил Боб, – то попаду.
Они торопливо шли вперед в сгущавшихся сумерках сквозь слоновую траву, росшую среди невысоких пригорков, ни на мгновение не забывая, что движутся параллельно большому вражескому отряду, все время помня о том, что поблизости должны быть другие патрули. Как только северовьетнамцы выяснят, что их разведывательная группа погибла, они скорее всего тут же вышлют против американцев новый отряд, побольше.
Они двигались шаткой рысцой сквозь туман, становившийся гуще из-за усталости и боли. Рука Боба мозжила все сильнее, а у него не было не то что болеутоляющих средств, но даже простого аспирина. Голова у него болела, а ноги с каждым шагом все сильнее подкашивались. Они следовали компасным курсом, повторно проверяя азимут каждый раз, когда огибали очередной бугор. Слоновая трава была здесь очень высокой и хорошо укрывала их, зато резала беспощадно. Воды у них осталось совсем мало, зато Боб даже в густых сумерках видел, что тучи не думают расходиться и все так же нависают над самой землей. Вскоре хлынул яростный проливной дождь, и от первых же капель обоих пронзило лютым холодом. Очень скоро выяснилось, что они больше не могут бежать; теперь они, спотыкаясь и поскальзываясь, ковыляли вслепую, два голодных, смертельно уставших, с головы до ног перемазанных в грязи человека, движимых одной лишь верой и силой воли и стремящихся к цели, которой уже, возможно, не существовало.
Боб начал замечать, что его мысли разбегаются; он пытался сосредоточиться на предстоящей работе, но ему никак это не удавалось. Возле очередной кучки деревьев он остановился.
– Мне нужно передохнуть, – сказал он.
– Мы несемся, как угорелые, – согласился Донни.
Боб опустился в траву.
– Ты потерял много крови.
– Я в полном порядке. Просто мне нужно немного отдохнуть.
– У меня осталось немного воды. На, попей.
– А что ты будешь пить?
– Мне не придется стрелять. Я буду только пускать ракеты. А тебе предстоит стрельба. Так что пей.
– Кто бы подумал, что под этим чертовым дождем мы будем мучиться от жажды?
– У меня такое ощущение, будто я только что отыграл два футбольных матча без единого перерыва или тайм-аута. Просто два матча подряд.
– Ох, парень... – протянул Боб. Он взял у Донни флягу, набрал полный рот воды и проглотил, с наслаждением чувствуя, как холодная влага стекает по его пересохшему пылающему горлу.
– После этого я просплю целый месяц, – мечтательно сказал Донни.
– Нет, – ответил Боб, – после этого ты пойдешь на вокзал, сядешь в поезд и – ту-ту – поедешь к своей жене, пусть даже мне придется отправиться к какому-нибудь из этих проклятущих генералов и дать ему хорошего пинка под зад.