Сезон охоты на ведьм
Шрифт:
Ещё две-три пробежки осатанелого гиганта, и почти все вокруг из зрителей превратились в участников. Бойцовый круг заполнился дерущимися, и «гишу» потерял Вадима, отвлёкшись на новых обидчиков. Отсюда сражение стремительно распространялось по трактиру, словно лесной пожар на пике жары, и все старания местных гардов притушить его не давали эффекта. Слишком у многих тут имелись друг к другу счёты и слишком долго падальщики не сводили их. Иудеи силились как могли, но публика всё больше слетала с нарезок.
Пробираясь через зал, Вадим по себе чувствовал, как затягивает общее безумие, однако не поддавался, лишь отмахивался от самых настырных, гася наскоки, и крутил головой по сторонам, высматривая Эву: где ж она, чёрт!.. Не теряя бдительности, Вадим перехватил ещё несколько шаров, нацеленных ему в голову, и увернулся от пары сюрикенов, куда более опасных. Шары он задержал в кулаках, для пущего веса, однако по лицам старался не попадать.
Рядом неожиданно, будто из пустоты, возник Адам, громадный точно серк, и принялся методично, но с неуловимой быстротой расшвыривать нападавших, сокрушая столы и перегородки. Он даже не посчитал нужным стиснуть кулачищи (способные при надобности пробивать стены) – просто уклонялся от атак с небрежной грацией совершенного бойца, крючьями стальных пальцев захватывал очередного противника и с разворота посылал кувыркаться в воздухе, будто упражнялся в бросках на дальность. А уж как сумеет тот приземлиться – его проблемы. Зато сам Адам никому не вредил, то есть исполнял Первый Закон роботехники – правда, наполовину. Хорошо, он не сбрасывал людишек в пропасть!
Насколько Вадим помнил, сила у Адама ещё выросла и сам он сделался крупнее, – а может, ему раздвинули рамки, за дюжину лет выдвинув на новые рубежи. Кажется, возможностями Адам не должен превосходить людей. А как насчёт Мстителей?
Вдвоём они наконец прорвались к Эве, рядом с которой полыхали особенные страсти. И только освободили вокруг пространство, как из дверей углового лифта, в сопровождении двоих подручных, выступил насупленный толстячок в круглых очочках и фетровой шляпе, запахнутый в бронеплащ. Ему бы ещё бороду и косички – вылитый хасид, а так больше смахивал на панду. Судя по всему, он-то и был здесь главным.
При виде иудейского Стрелка, уполномоченного без пощады гвоздить зачинщиков, у многих убавился энтузиазм. Показалось даже, сражение начало выдыхаться. Может, кто и пронёс сюда огнестрел, но состязаться со снайпером, навскидку всаживавшим пулю в любую точку, решился бы лишь полоумный. Считалось, что Стрелок реагирует даже на мысль, выхватывая пистолет раньше, чем противник коснётся рукояти.
Окинув хмурым взглядом порушенный зал и беснующихся посетителей, иудей безошибочно притормозил на чужеродной троице, прежде не виданной здесь. Но из троих почему-то выбрал Вадима – тоже, нашёл зачинщика!
– Мишя, – торопливо сказал тот, – тебе привет от Гризли!
Толстячок вопросительно поднял бровь.
– Помнишь встречу за городом, на узкой тропе? Так за пушкой сидел я.
– А-а, охотнички! – проворчал иудей. – Повезло вам тогда.
– Что ли, в претензии?
– Не за то, – Мишя мотнул подбородком в сторону, – за это. Кому счёт выставлять – Брону?
– Себе, Мишя, себе: нечего прикармливать всякую гнусь!.. К тому ж на Брона я не работаю.
– Значит, тебе и отвечать, – резюмировал Стрелок, темнея полным лицом. – А правила тут наши. Оплатить, конечно, не сможешь…
– Мишя, это недоразумение!
– Нет, щеня, это – проблема, – веско возразил тот. – Ну, ты готов?
– Упс, – сказал Вадим огорчённо. – Эх, Мишя, Мишя!.. Ты б с Арканом был таким идейным. А вдруг Гош прознает?
– Не от тебя, – ответил Стрелок.
Вадим ощутил, как напружинились обе руки Миши, готовясь к взрыву, и, не дожидаясь, махнул кистью сам. Просвистевший стальной шар угодил толстячку в лоб, строго по центру. Не изменив выражения, даже не вынув ладоней из карманов, мастер «выдерга» и признанный снайпер повалился назад, словно подрубленный столб, и двое подручных едва успели его подхватить – ещё не поняв, что произошло.
– Sorry, – выдохнул Вадим, действительно жалея о случившемся, и следом за спаянной двоицей стал продираться к выходу, торопясь затеряться в толпе, пока его снова не сделали мишенью. Уж эти иудейские «горячие парни» – патроны б поберегли!..
За поверженного Мишю он не слишком волновался: у взращённых на таких играх Стрелков крепкие лбы. Через пару минут Мишя очухается, в худшем случае обогатившись ещё на одну шишку. Что до морального ущерба… н-да. Нарваться на паршивый шарик, едва не детскую игрушку, имея при себе пару отменных огнестрелов! Откуда им знать, что Вадим чувствует атаку в зародыше – и вот это не миф.
Эва уже ждала возле входа, рядом с Адамом, равнодушно взирающим на зал, и подзывала Вадима нетерпеливыми взмахами руки. Он и сам горел желанием отсюда убраться. Куда? Лишь бы подальше, лишь бы не отвечать за то, что он здесь натворил.
Увидев грозного Стрелка заваленным, публика словно взбесилась. За малым исключением, каждый здесь сражался против всех, и слава богу, что оружия всё же пронесли немного. Правда, в этом числе оказалось несколько взрыв-шашек, и конечно, их тут же пустили в ход, швырнув в гущу толпы.
Эффект получился неожиданным, будто его скорректировали колдовством. От взрывов никто всерьёз не пострадал, зато три пустотелые колонны-лифты, поддерживавшие потолок, развалились на куски. Вслед за ними стали трескаться и сминаться соседние, не выдерживая возросшей нагрузки, – всё здесь делалось впритык. А затем и весь дом мог сложиться, точно карточный.
И тогда началась паника. Вадим ощутил её за дверью, выскочив на улицу. Многоголовый ужас саданул по нему приливной волной, но куда хуже оказалось предчувствие – даже здешняя публика не заслуживала такой участи.
Обернувшись, Вадим выхватил из-под мышки тросомёт и выстрелил в самый верх дурацкой двери-вертушки, о которую могли расплющиться многие – ещё до того, как их задавит рухнувшими плитами. Безотказный Адам уже подкатывал к нему тяжёлый колёсник, случившийся неподалёку. Не теряя ни мига, Вадим набросил кольцо тросомёта на прицепный крюк, и тотчас машина мощным рывком выворотила дверь из стены, открывая проход.
Следом за отлетевшей каруселью выплеснулась ревущая людская лавина, и даже из окон второго этажа прыгали пачками, некоторые – едва не нагишом. Ко всем радостям над «Перекрёстком» нависла тяжёлая туча, а из неё вкруговую хлестали молнии, и хлопьями сыпал снег, сразу же тая на разгорячённых телах и мокром асфальте; и хлестали ледяные струи («разверзлись хляби небесные»), – при том, что по сторонам всё выглядело намного пристойней.