Сезон ведьмы
Шрифт:
Хильда знала – эту колыбельную люди поют по-другому. Но их версия казалась ей варварской. Ее крошки никуда не упадут.
В семействе Спеллманов Хильда всегда считалась на вторых ролях, но для малыша, за которым некому больше приглядеть, близкий человек становится центром вселенной.
Но она, похоже, ничего не могла сделать как следует. Даже позаботиться о дитятке.
«Ты избаловала Эмброуза, и посмотри, к чему это привело, – выговаривала ей Зельда, когда они решили взять Сабрину. – Ты погубила бедного мальчика. И я не дам тебе сделать то же самое с Сабриной. Я сама буду ее воспитывать и сделаю из нее блистательную тьму, гордость семейства Спеллманов. Только попробуй встать у меня на пути и еще раз все испортить».
Эмброуз не казался Хильде таким уж загубленным. Он до сих пор оставался для нее милым малышом, который поддразнивал ее, смешил, а в ссорах с Зельдой всегда вставал на ее сторону. Но ничего не попишешь: он совершил преступление против их рода и получил свое наказание. За «поведение, неподобающее чародею» его навечно заточили в их доме и запретили покидать его пределы.
Зельда сказала, что он опозорил семью. Хильде было нечего возразить, но ее сердце обливалось кровью при виде того, как ее Эмброуз, такой жадный до целого мира, заточен в четырех стенах. Он пытался шутить на этот счет, но она видела, как дрожат его губы, растянутые в лихой улыбке. Она знала: его душат стены. Иногда Хильда чувствовала примерно то же самое, но она хотя бы могла выйти в город и заглянуть в книжную лавку. Владелец лавки такой красавчик…
Она волновалась, что, когда появится Сабрина, Эмброуз будет ревновать к ней. Но он обращался с малышкой беззаботно-ласково, как с котенком. Пока Сабрина была маленькая и сидела у Хильды на руках, Эмброуз, пролетая мимо в своей беспокойной птичьей манере, всегда целовал ее золотистую головку. Иногда девочка – она уже тогда была неугомонной – хватала его крошечными кулачками за одежду или за унизанные кольцами руки, и Эмброуз, посмеиваясь, разрешал ей держаться сколько хочет.
Но сейчас у Сабрины есть полноценная жизнь за пределами дома Спеллманов. Когда она упархивает, Хильда ловит взгляд Эмброуза, устремленный на дверь, и этот взгляд ей очень не нравится. Нынче Эмброуз уже не носит колец и не одевается так, словно готов в любой момент выйти из дома.
Возможно, он начал завидовать только сейчас. Хильде знакомо это чувство – когда настолько горячо мечтаешь о собственной жизни, что ненавидишь тех, у кого эта жизнь есть. Ее пугают темные страсти в сердцах других. Когда-то она не заметила, что Эмброуз замышляет преступление. И сейчас она понимает, что не может предсказать наверняка, какие еще фортели выкинет ее воспитанник.
Если бы Хильда почаще говорила ему «нет»… Но она и сейчас не может ему отказать. И Сабрине тоже. Стоит им только посмотреть, и сердце Хильды тает, как масло в преисподней.
А Зельда постоянно говорит Сабрине «нет». Но Сабрина редко слушается. Хильду тревожит, что, возможно, в этом тоже ее вина. Что она и впрямь погубила Сабрину. Может быть, без нее, Хильды, им обоим было бы лучше.
Но расстаться с ними было бы невыносимо. Со всеми, даже с Зельдой. Иногда у Хильды возникает очень странное ощущение, будто Зельда боится разлуки даже больше, чем она сама, и что именно поэтому Зельда так цепляется за нее, а потом так жестоко отталкивает. От этого Хильде хочется быть мягче, даже когда она злится на сестру. И еще Хильде хочется всегда быть рядом с Эмброузом и Сабриной, утешать их, вступаться за них. Ее место всегда было здесь.
Умирать – это так утомительно. Тяжесть земли давит на веки, запечатывая их. Каждый раз, умирая, Хильда борется с искушением остаться в могиле навсегда. Жить своей жизнью – это так трудно. Наверное, легче умереть своей смертью. Хильда могла бы не открывать глаз, остаться там, принадлежать только себе самой, видеть все новые и новые сны, чувствуя, как корни деревьев сплетаются с волосами.
«Детки мои», – вспоминает Хильда. Открывает глаза, хотя в них сыплется земля и от этого больно. Прокладывает себе путь к воздуху и свету.
И немедленно получает награду. На соседнем надгробии сидит Сабрина, ест персик и ждет, когда Хильда воскреснет. Покачивает туфелькой над надгробным камнем. Хильда протирает глаза от земли и любуется, как Сабрина белыми зубами впивается в нежную мякоть плода.
– Почему тетя Зельда сделала так?
Хильда пожимает плечами. Она не помнит, что такого сказала на этот раз, помнит лишь зудящее, мучительное желание избавиться от Зельды. Она огрызнулась, а потом успела только заметить, как сестра, бледная, с перекошенным лицом, наступает на нее, размахивая ножом. Зачем расстраивать Сабрину рассказами об этих ужасных делах? Хильда лишь улыбнулась. Пусть Сабрина воспринимает смерть легко и не раздумывает о последствиях.
– Ты же знаешь, милочка, мне от этого никакого вреда.
Хильда направляется в дом, и Сабрина вприпрыжку идет рядом. Когда она отмылась, Эмброуз и Сабрина закружились вокруг нее, как птички, радостно приветствуя. Сабрина болтала о школе, Эмброуз шутил, и даже Зельда, подперев голову рукой, улыбалась его шуткам. Теплился камин, горели лампы в разноцветных абажурах. В такие минуты Хильде думается, что у нее чудесный дом и чудесная семья. Иногда она здесь бывает счастлива.
Конец ознакомительного фрагмента.