Сфера
Шрифт:
— Смеялся — когда ты поведал, как вы почти каждый день удирали от страшных бандитов, а ты отстреливался и все боялся, что догонят. Но я уже не маленький, дед. Я знаю, что такое ЧОН. Часть особого назначения при ВЧК, правильно? Я видел твои фотографии, они даже в музее висят. Ты в заднем ряду, в кожаной куртке, коротко стриженный, но все равно тебя легко узнать.
— Тебе показалось. Я никогда не носил кожаную куртку. Там я в обычной рубашке. Мы вернулись из-под Валок, был очень тяжелый бой.
— И еще фотография — ты со
— Это 1921-й. Нашу часть тогда как раз расформировали. Сфотографировались на прощание… Что тебя удивляет, солдат Яшка? Что я пошел к красным?
— Тебя звали к Деникину.
— Звали. И не просто звали — чуть ли не силком тащили. Мои же родственники. Я остался один, без отца и матери, вот и хотели пристроить. Говорили, что у Деникина сапоги хорошие дают. С подковками.
— Но ты пошел в ВЧК, дед!
— Деникинцы расстреляли моего крестного, после смерти отца только он нам помогал. Помнишь, мы ездили в Валки, я показывал это место? Гонтов Яр. Там многих расстреляли, а даже памятника нет… Ты бы поступил иначе?
— На твоем месте? Не знаю. Я не батрачил с семи лет…
— С шести, солдат Яшка, с шести. Но дело не в этом. Не только в этом… 20 августа 1991 года, когда еще не знали, чей верх и будут ли стрелять, ты вышел на площадь?
— А вот теперь жалею. Чума на оба их дома!..
— Меня хватило на дольше. На всю жизнь… Знаешь, было очень страшно в последние годы. Я видел, чувствовал, что рухнет. Помнишь, ты спрашивал, кто будет после Брежнева?
— И ты не ошибся, дед. За десять лет угадал! До сих пор поражаюсь.
— А я думал, не кто будет, а ЧТО. И тоже угадал. Потому и был о страшно.
— Говоришь, хватило на всю жизнь? И ты никогда не усомнился? Друг — тот, который рядом с тобой на фото, он тогда застрелился, верно? В тот же день?
— На войне гибнут не только от пуль.
— Твоих родственников, почти всю нашу родню, раскулачили и сослали. Ведь правда?
— Правда. Уезжая, они сожгли наш дом.
— Это что, дед? Классовая борьба?
— Назови иначе, сущность не изменится. Но и это не самое важное. На любой войне есть те, что идут в атаку, и обозники. Всю жизнь ненавидел обозников! Не остаться в обозе — наверное, главное.
— А я вот обычный обыватель, дед. Война мне лишь снится, и то редко… Ты не хотел, чтобы я стал историком. Почему? Ты сам историк!
— Историкам не выдают сапоги с подковками. Я это понял, еще когда сдавал историю в институте Красной Профессуры.
— В 1937-м?
— В 1937-м, за год до ареста… Так что тебя удивляет, внук?
— Не знаю. Разве что… В нашем дворе тебя звали «комиссар», правда? А ты с самого детства приучил меня слушать «Голос Америки». До сих пор помню: «…А теперь у микрофона наш политический обозреватель Анатолий Максимович Гольдберг».
— Гольдберг был на Би-би-си, солдат Яшка, не путай. Я не хотел, чтобы ты вырос дураком. Ты бы поступил иначе?
…Среди густой травы — ржавый пулемет, зеленые старые гильзы, след от истлевшей ленты. Война кончилась. Война кончилась очень давно.
Почему до сих пор мы ходим в атаку?
37. КВЕСТ
(Rezitativ: 1’06)
[…………………………..]
Все-таки хорьки, а не белки! Как только цепляются, мохнорылые? И чем? Ведь под «шубой» — только телеса! А на телесах — ни порезов, ни царапин.
Да о чем я? Это же просто программа!
— Не верите? — Джимми-Джон подмигнул, отхлебнул нечто желтое из стакана. — Между прочим, чистая правда. По телевизору такое видел. А вот секрета не знаю. Ноу-хау!
Акула блаженствовала. В уже виденной позе — рука за головой, длинные ноги поперек зала. Притворяется? Или в самом деле «такое» по душе?
Рука привычно полезла за сигаретами… Стой, назад! А не то в Нью-Йорк укатить можно — вместе с каким-нибудь Гарри Поттером.
— Не умеете расслабляться, Том Тим! Пиво, девочки! Что еще нужно, чтобы скоротать ночь?
— И мирно встретить старость, — охотно согласился я.
Спорить не хотелось, хотя джинсовый врал напропалую. Он-то явно не спешил расслабиться. В стакане — чуть ли не апельсиновый сок, «хитрых» сигарет нет и в помине. Даже на телеса смотрел через раз. Да и поза «ковбой в салуне» — как только позвоночник не сломал?
Зачем я ему нужен?
Все по той же программе: приглашение, два файлика (похабный mo14 и таинственный «усилитель» со схемой-раскраской), время по Афинам. Отказываться не стал — из любопытства. Начал играть — значит, доиграю до конца.
Да и не у него одного завелись вопросы.
Но помосте у столба — новые телеса, негритянские, густого шоколадного блеска. Закрутились, завертелись. Закрутили, завертели.
— Обратили внимание? — Акула довольно улыбнулась. — Публика! Не шумят, с мест не вскакивают.
Обратил, конечно.
— Все для удобства клиента, друг Джимми-Джон? А если я полезу прямо к той шоколадке?
Тридцать два зуба радостно блеснули.
— Попробуйте! Затянитесь пару раз для храбрости…
— Мерси.
Нет, Акуле не весело. Но и не грустно. Скорее, по Высоцкому: «Он четок, собран, напряжен…» Как я понял, попасть в такой файл вдвоем — даже для Джимми-Джона высший пилотаж. Но ведь пригласил?
— Не рискнете? — Австралиец покосился на извивающуюся негритянку, вздохнул. — Ничем вас, друг Том Тим, не удивишь!
— Не этим, — вновь согласился я. — Как я понимаю, нахалов очень вежливо отводят в сторонку. А девицы заламывают слишком высокую цену, так? И ваш клиент, озверев и размякнув, тут же побежит покупать какой-нибудь mo666.jpg, где уже не бар, а бордель.