Сфера
Шрифт:
7. ВОЙНА
(Chor: 0’37)
Ремень поправить, автомат на плечо…
Предрассветный сумрак, острые зубцы скал, каменистая тропа, уходящая вниз по склону. Взвод ждет команды — моей команды.
Сегодня пасмурно. Это и понятно — война, на войне почти никогда не светит солнце. В городе еще хуже, когда воюешь, там почти всегда вечер или ночь. Если ночь, значит, дела совсем плохи. Но мы не в городе. Знакомые скалы, знакомый склон…
Вперед! Ма-а-арш!
Метеостанция сзади, чуть левее, еще дальше — негостеприимный поселок, но нам не туда, там враг. Но ведь и впереди…
— Скалы позади, склон бежит вниз, сейчас справа будет, озеро. Там я часто бывал, но сегодня война, нам следует, торопиться. За озером — лагерь для военнопленных, теперь он пустует, но вот однажды пришлось оттуда бежать. Это оказалось совсем нетрудно, места знакомые, дорога ведет к морю.
К морю? Да, к морю, но туда нам сегодня не попасть. Надо спешить, надо успеть спуститься… Вниз, вниз, вниз!
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,День-ночь-день-ночь — все по той же Африке.(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)Отпуска нет на войне!Эту песню любил петь отец. Киплинг, кажется, но перевод очень неточный. Не перевод — перепев, даже размер немного иной. Впрочем, разве дело в переводе?
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать мильна этот раз,Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)Отпуска нет на войне!Пыли тоже нет — сегодня холодно, кажется, уже осень, мы все в камуфляжных куртках, в тяжелых ботинках. Сталь автомата влажная, мокрая…
Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.(Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!)Все-все-все-все — от нее сойдут с ума,И отпуска нет на войне!Все в порядке, вокруг тихо, нас пока не заметили. Странно, на войне очень редко вступаешь в бой. Хотя, если подумать…
День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,День-ночь-день-ночь — все по той же Африке……Ничего странного нет. На настоящей войне, той, которая «там», у неспящих, сражения — это всего несколько процентов от общего времени. Война и «там» — бесконечные переходы, марши, томительное ожидание, топтание на месте.
Я-неспящий ненавижу войну. Я-здешний… Я-здешний к ней привык. Тем более войну начинаю не я, и не мне ею командовать. К тому же сражаться приходится за тех, кто защищает город. А поскольку это МОЙ город…
Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать мильна этот раз,Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцатьВниз! Остановиться, пропустить вперед первое отделение… Только теперь начинаю понимать, что взвод — не взвод, хорошо, если два десятка осталось. Нас успели здорово потрепать. Куда же мы спешим? Если у моря враг, за спиной — тоже враг… К озеру мы тоже не идем. Значит?
Хуже всего на войне — вокзалы. Несколько раз оказывался там в самый разгар паники, причем не в городе, а у соседей. Если из города попасть туда просто — надо лишь как следует захотеть, то обратно приходится добираться поездом. А как доберешься, если билетные кассы закрыты, толпа осаждает перроны, переполненные поезда часами стоят на путях? В город я все равно попадал, но часто бывало, что слишком поздно. Приезжал прямо в ночь, площади и улицы пусты, если не считать патрулей. Чужих патрулей — мы проиграли. Значит, домой нельзя, к друзьям тоже нельзя, двери подъездов закрыты, тебя вот-вот начнут искать.
И все-таки на войне не надо бояться. Что бы ни случилось, даже когда идут по пятам, когда перекрывают ночную улицу. Это не страх — просто война.
[…………………………..]
Взво-о-од, стой!
Мы неподалеку от озера. Ближе нельзя, слишком опасно… Да, осень, тонкий ледок на воде, высокая желтая трава, высохший камыш. Тут пусто, никого нет, но дальше, у дороги…
Бинокль — дедов «Цейс», он привез его из Берлина, из самого рейхстага, там, в подвале, был целый склад. «Здесь», если война, бинокль всегда со мной.
У дороги тоже никого, но я знаю — туда нельзя, никак нельзя. В город не попасть, значит, утро быстро сменится вечером, впереди ночь, пустые улицы, темные дома, .. Мы опоздаем.
А если влево, вокруг озера? Смотрим… Пустой берег, серое небо, маленькая звездочка… Звездочка? Откуда? Ночь давно прошла, небо затянуто тучами. Ну-ка, внимательнее…
Не звездочка. Бабочка? Да, бабочка. Кажется, вчера я тоже увидел в небе… Но почему бабочка? Странная какая-то, будто значок телеканала. Куда бы ты ни двинулся — она все там же, вверху и слева. И вроде бы, когда присмотришься, она становится ближе, больше, я даже начинаю различать…
Взво-о-од!
Снова подъем. Озеро позади, уходим по седловине. Нас заметили, но пока не стреляют, и мне впервые становится тревожно. Темнеет, хотя сейчас утро, однако солнце исчезло, даже не просвечивает сквозь облака. И небо потемнело.
Да, бабочка стала больше. Белая, непонятная такая, словно из пластмассы.
[…………………………..]
Теперь ясно. Мы снова поднялись, озеро осталось внизу, и лес тоже — внизу, а впереди красное плоскогорье, мокрый сланец под ногами…
Разве сланец бывает красным? Но этот красный, точно.
И там приходилось бывать. Плоскогорье только кажется ровным. Впереди, за полосой темно-зеленого кустарника, каньон, по которому бежит речка. Летом она маленькая, но осенью, после дождей… Реку не перейти, нельзя, «здесь» вообще опасно приближаться к реке. К тому же за каньоном — еще один, потом еще.
Пе-р-р-ре-кур!
Странно, у меня в кармане — зеленый «Атаман». И «там», и «здесь» я курю красный, без ментола. Зеленый слишком дерет горло. Между прочим, закурил я «здесь» раньше, чем «там». Так что, это еще подумать надо, кто кого отражает!