Сфера
Шрифт:
— РОВ на Бэй-2, сэр. Очевидно, они не рассчитали нагрузку.
— Займитесь этим, Эмерсон.
— Слушаюсь, сэр.
Дверь закрылась и Барнс опустился в свое кресло.
— Это не их вина, — пояснил он. — Судно не предназначено для такого высокого напряжения, — лампы зажглись и Барнс улыбнулся. — Ну так как же насчет кофе, доктор Джонсон?
— Черный, если можно, — попросил Норман.
Барнс протянул ему чашку ароматного черного кофе.
— По крайней мере, я уверен в абсолютной секретности. Это моя обязанность, доктор Джонсон. Безопасность
— Советские подлодки? — удивился Норман.
— Эту лапшу я навешал в Гонолулу, — улыбнулся Барнс. — Чтобы выбить все необходимое, порой приходится плутовать. Вы же знаете, как оснащена современная армия. Разумеется, Советами здесь и не пахнет.
— Да? — Норман чувствовал, что он чего-то не понимает, и постарался сосредоточиться.
— Разумеется, они засекли нас через свой спутник. Поэтому мы послали открытую радиограмму о подводно-спасательных учениях на юге Тихого океана.
Советы могут заподозрить, что мы поднимаем утерянные боеголовки, как в 1968-м у границ Испании, но они в курсе наших трений с Новой Зеландией и не хотят вмешиваться в наши ядерные проблемы. Они оставили нас в покое.
— И что же? — спросил Норман. — Ядерная боеголовка?
— Упаси Господь, ничего ядерного! — сказал Барнс. — В таком случае, Белому Дому пришлось бы сделать официальное заявление — а мы стремимся к строжайшей секретности. Все указания поступают непосредственно от президента и секретариата Обороны.
— Если ядерные боеголовки здесь ни при чем, зачем же такая сверхсекретность? — удивился Норман.
— Вы еще не знаете факты.
— Крушение произошло в океане?
— Да, приблизительно в том месте, где мы сейчас сидим.
— Значит, никто не выжил.
— Нет, разумеется, — изумился Барнс.
— Тогда при чем здесь я?
Барнс выглядел озадаченным.
— Как правило, меня вызывали на места крушений, где могли иметься уцелевшие, — пояснил Норман. — Зачем в состав команды входит психолог?
Чтобы сгладить острые травматические проблемы выживших пассажиров или их родственников — их чувства, страхи, кошмары… Уцелевшие в катастрофах часто испытывают комплекс вины перед погибшими. Женщина сидела рядом с мужем и детьми, и вдруг все, кроме нее, погибают. — Норман откинулся на спинку кресла. — Но, в данном случае, самолет оказался на глубине тысячи футов — так что возникновение подобной проблемы исключено. Зачем же меня вызвали?
Казалось, капитан испытывал неудобство. Он передвинул на своем столе досье.
— Собственно говоря, это не совсем авиакатастрофа, доктор Джонсон.
— Тогда что же?
— Это крушение космического корабля.
Возникла небольшая заминка.
— Понимаю, — кивнул Норман.
— Это вас не удивляет? — спросил Барнс.
— Нет, — ответил Норман. — По крайней мере, это многое объясняет.
Когда произошло крушение?
Перед ответом, Барнс заколебался.
— По нашим расчетам, — сказал он, — катастрофа космического корабля произошла около трехсот лет назад.
Глава 3
УЛФ
Наступила неловкая пауза. Норман слышал гул кондиционера и слабый писк радиосвязи, проникающий из соседней каюты. Он обнаружил, что держит чашку кофе и сделал пару глотков.
Триста лет назад, думал он. Космический корабль трехсотлетней давности. Поскольку космическая программа существует без малого тридцать лет, это просто абсурд! Барнс ошибается, но мог ли он ошибаться? Ему не выделили бы все эти корабли, если бы не были уверены в том, что на дне действительно лежит космический корабль трехвековой давности.
Нет, здесь что-то не так! Норман ничего не понимал — его разум был ошеломлен и потрясен.
— В этом не может быть никаких сомнений, — говорил Барнс. — Мы установили дату крушения по коралловым наростам — за год коралл нарастает на два дюйма, а объект, что бы это не было, покрыт десятиметровым слоем…
Разумеется, кораллы не растут на таких больших глубинах — и это свидетельствует о тектонических катаклизмах. Геологи заявили, что они произошли примерно столетие назад, и мы оценили возраст корабля в триста лет. Мы можем ошибаться, но корабль безусловно очень древний… может быть, ему тысячелетия.
Барнс задвигал бумагами, приводя их в порядок и подправляя края досье.
— Я не боюсь вам сказать, доктор Джонсон, что эта штуковина меня чертовски тревожит. Вот почему вы здесь.
— Я что-то не совсем понимаю, — покачал головой Норман.
— Мы вызвали вас, потому что вы имели отношение к проекту УЛФ.
— УЛФ? — и Норман чуть было не добавил, что этот проект был шуткой.
Но увидев, что Барнс вовсе не смеется, похвалил себя за мудрое молчание.
Не смотря ни на что, проект УЛФ был шуткой — и все в нем было несерьезно с самого начала.
В последние дни администрации Картера Норман Джонсон был профессором-ассистентом психологии в Калифорнийском Университете Сан-Диего. Он исследовал состояние страха и лидерства в группе, иногда принимал участие в спасательной команде Федерального Авиауправления. В те дни его больше всего волновали поиски дома, возможность публикаций и приличное назначение. Работы Нормана неоднократно получали самую высокую оценку. Но психология подвержена сильным веяниям моды, и интерес к исследованиям состояния страха быстро пошел на спад. Многие исследователи стали считать страх исключительно биохимическим расстройством. Один ученый даже докатился до заявления: «Отныне страх для нас не проблема… в этой области не осталось белых пятен». Подобным образом исследование лидерства также вышло из моды. Область, достигшая своего рассвета в начале семидесятых, сейчас захирела и поблекла.