Сферы влияния
Шрифт:
Гермиона твёрдо ответила: — Хорошо, сэр.
Пожалуй, ей нравилась идея о том, что её работу будет курировать Кингсли лично. Во всяком случае, есть шанс, что он хоть немного представляет себе, чего хочет достичь.
Кингсли исчез в сиянии портала. Брук присвистнул, дёрнул себя за длинную прядь и спросил: — А можно я пиджак сниму? А то тут жарко.
Гермиона кивнула, и он с видимым облегчением стащил пиджак, оставшись в светлой футболке с надписью: «Остаться в живых».
Необходимо было что-то сказать, начать работу. — Мистер Брук, — произнесла она. — Если не трудно, зови меня Джимом.
Гермиона улыбнулась: — Тогда я — Гермиона. И я должна сразу признаться, что ни разу в жизни не написала и строчки, если не считать школьных сочинений и писем. — Тебе и не нужно. Я же тут — писатель. Как насчёт того, чтобы наколдовать нам тут пару кресел?
Гермиона трансфигурировала в кресла два тетрадных листа. Джим потыкал в кресла пальцем и плюхнулся в то, которое стояло ближе к столу. Гермиона опустилась во второе. Пожалуй, было всё-таки лучше, что автор не похож на профессора Толкиена — в этом случае она нервничала бы ещё больше. Она открыла было рот, чтобы начать говорить о волшебстве — ей пришла в голову идея повторить ту речь, которую однажды произнесла профессор МакГонагалл, объясняя её родителям, что их дочь — волшебница, но не успела. Джим с азартом спросил: — А бургер наколдовать можешь?
Она сначала моргнула, а потом вдруг неожиданно для себя рассмеялась — она понятия не имела, что её так развеселило: не то воспоминания о Роне, цитирующем исключения из закона трансфигурации Гэмпа, не то крайне комичное выражение лица нового знакомого, показавшегося ей сейчас похожим на третьего близнеца Уизли в альтернативной цветовой версии.
Во всяком случае, нервозность как рукой сняло.
Глава третья
Гермиона перевела дух и наколдовала себе стакан воды — от долгого рассказа в горле пересохло.
Джим потянулся в кресле и отложил блокнот и ручку. — Это будет бомба, — сказал он, кивая в сторону записей. — Придумать такое нереально.
Гермиона пожала плечами и спросила: — Ты уже писал книги? Раньше? — Кое-что, — неопределённо ответил парень, — сказки в основном. Я не известный писатель, если ты об этом. Правда, — он хмыкнул, — в детстве я написал сказку, которая имела большой успех. С тех пор и решил стать писателем. — Про что? — Про Христа и ослика, — Джим снова засмеялся, и Гермиона не могла не присоединиться — у него оказался очень заразительный смех. И ещё смешнее было оттого, что он меньше всех походил на человека, способного сочинять рождественские истории.
Отсмеявшись, Джим мгновенно сделался серьёзным и спросил: — Когда продолжим?
Гермиона задумчиво потёрла переносицу. Кингсли ясно дал понять, что считает эту работу приоритетной, а значит, придётся отодвинуть в сторону не только архив, но и все дела в ДМП. — Завтра с утра? Думаю, имеет смысл показать тебе нашу главную торговую улицу — Косую аллею, — чтобы ты представлял, как мы живём. — Тогда буду ждать тебя… во сколько волшебники встают? — Джим поднялся из кресла сразу, как только Гермиона встала из своего — не то боялся, что она сейчас превратит их обратно в бумагу, не то просто был хорошо воспитан. — В девять могу быть здесь.
На том они и договорились, после чего Гермиона действительно вернула креслам их первоначальный вид мятых тетрадных листков, махнула на прощанье и аппарировала домой.
День оказался долгий и непростой. Она всё ещё с дрожью вспоминала то, что ей в сердцах сказал Гарри, и эта дрожь ещё усилилась, когда от Рона прилетел патронус с сообщением о том, что он сегодня работает допоздна и переночует у себя.
Именно сегодня засыпать в пустой кровати было тяжело и неприятно — как никогда хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то живой. Снова, в который раз за последние три года, мелькнула мысль о том, что стоит завести домашнее животное вместо оставленного родителям и пропавшего где-то в Австралии Живоглота, но она сомневалась, что кто-то сможет заменить ей этот ужасный ком рыжего меха.
Завернувшись в одеяло, она привычно выровняла дыхание и очистила сознание — у неё было не слишком много времени, чтобы заниматься самостоятельно, но на окклюменцию она по часу в день находила.
Когда посторонние мысли исчезли, а перед глазами прочно установилось изображение спокойного безмятежного моря, Гермиона сделала первое мысленное усилие, приподнимая едва заметную плёнку воды и превращая её в прозрачную стену. Шум прибоя стал глуше. Из воды показались водоросли, неспешно они словно вырастали вверх, покрывая водяной щит более прочным, сплетённым из миллионов тёмно-зелёных узких полосок. Поверх них проросли твёрдые пористые кораллы, ощетинившиеся узкими каменными иглами.
С грохотом щит рухнул обратно в море, Гермиона выдохнула, успокоила колотящееся сердце — и принялась возводить его вновь. Строить и рушить, а потом снова строить — только так можно было научиться создавать ментальные щиты. У неё не было педагога и наставника, который проверил бы их на крепость, поэтому оставалось только усиливать их раз за разом, сверяясь с рекомендациями в книгах.
Через час у Гермионы не осталось сил не то что на переживания, а даже на то, чтобы поднять голову, и она, вновь очистив сознание, провалилась в крепкий сон без сновидений.
Утром, набросав на скорую руку план отчёта для Кингсли и одевшись в мантию (зеркало сообщило, что она выглядит «почти не похожей на инфернала»), переместилась в комнату Джима.
Тот уже ждал её с блокнотом под мышкой. Он выглядел всё таким же лохматым, но глаза горели ещё большим энтузиазмом, чем вчера, а надпись на футболке теперь гласила «Это магия». — Я подготовился, — заметил он.
Гермиона вытащила палочку и взмахом скрыла надпись со словами: — Волшебники могут не понять. И знаешь, наверное, будет лучше не афишировать то, что ты маггл…
Ещё одним взмахом палочки она превратила всё ту же футболку в мантию. Джим подпрыгнул на месте и воскликнул: — Эй, это моя любимая футболка! — Я верну ей прежний вид, как вернёмся. Итак, запоминай: держись ко мне как можно ближе, поменьше болтай и не слишком крути головой по сторонам. Да, и… — она заколебалась, но всё-таки сказала: — Не удивляйся, если у меня будут просить автограф. — Знаменитость? — Джим картинно поднял брови и сделал большие глаза. — Немного. Готов?
Он кивнул, Гермиона взяла его за руку и аппарировала, услышав краем уха, как Джим тонко ойкнул.