Схаас
Шрифт:
Положив телефонную трубку на аппарат, Джон надел джинсовую куртку и постучал в комнату Изабеллы:
— Ты готова?
Сегодня они запланировали небольшой поход, отчасти, кстати, связанный с тем предложением, которое Джон намеревался сделать мистеру Торну, но лишь отчасти. Изабелла далеко не сразу вспомнила, что, хоть и в другом времени, живет она в той же самой местности, что и прежде, и вот теперь ей захотелось узнать, как изменился ее родной край.
— Входи, Джон! — донеслось из-за двери.
Затянутая в джинсовую ткань девушка сосредоточенно крутилась
— Уж-жас что такое, — с чувством сообщила она. — Но, кажется, это самая удобная одежда из всех.
Через десять минут Джордж уже закрывал ворота за мощным «лендкрузером». Молодой граф вывел машину на шоссе.
— Сейчас было бы трудно повторить в точности наш маршрут к Драконовой горе, — объяснял Джон. — Видишь те посевы? Их возделывают потомки тех бондов, что приняли руку Рэдхэнда с самого начала. А вон тот поворот, к которому мы направляемся, проведет нас через деревни семнадцатого и восемнадцатого веков. Эта дорога позволит нам срезать лишних шестьдесят миль.
— А мы с какой скоростью едем? — Точные цифры, а счету Изабелла обучилась очень легко, помогали ей осваиваться в мире новых величин.
— По шоссе мы делали семьдесят миль в час, здесь придется сбавить скорость, но за деревнями я собираюсь прокатиться не меньше чем на девяноста милях.
Изабелла погрузилась в расчеты, потом не без сомнения оглядела салон машины и вдруг сказала:
— Знаешь, Джон, а ведь больше всего я скучаю по Мышонку.
— Да, — кивнул тот. — Я тоже сильно привязался к Цезарю. К сожалению, этих ребят трудно было бы привести в башню, а воспользоваться силой Ока Заката можно было только там. О, кстати, посмотри-ка вон туда. Этот лес — часть того, в котором обитала Зеленая Вольница.
— Неужели? Господи, как все изменилось…
— В этом нет ничего странного, Изабелла. Люди здесь жили века и века, все время приходили новые, селения разрастались. Леса приходилось вырубать под поля и пастбища… Мир не может не меняться. В этом и есть прелесть жизни. Вспомни Аннагаира — вот кто почти не менялся целые тысячелетия. Разве можно ему позавидовать?
— В чем-то, — пожала плечами Изабелла. — Например, его любви. Люди на такую неспособны.
— Быть может, — улыбнулся Джон. — Но мне кажется, он завидовал людям куда больше. Что до любви… На наш короткий век ее хватит. Я люблю тебя, Изабелла, и, если этому чувству суждено прожить всего пять-шесть десятилетий, я не в обиде.
— Я тоже люблю тебя, Джон, — счастливо улыбнулась Изабелла.
Спустя три часа они проехали по проселку между холмами, и, когда в просвете зарослей по левую руку показалась цель их пути, Джон свернул с дороги. «Лендкрузер» катил по земле еще с полчаса, потом пришлось остановиться.
— Ну вот, пешего хода здесь на час, не больше.
— Жаль, что не больше, я так засиделась! — пожаловалась девушка.
Час не час, но довольно быстро они добрались до подножия Драконовой горы.
— Она стала меньше, — задумчиво сказала Изабелла. — А может, это только кажется? В вашем веке мне все кажется меньше. Подумать только, сколько дней мы шли сюда — а теперь и полдня не прошло…
— Все верно, — отозвался Джон, со смешанным чувством взирая на гору. — Правда, сейчас нам изрядно помогли новые дороги, а ведь в прошлом нам приходилось еще и поплутать. Да, иногда и я думаю о своем веке как о веке сжатых расстояний и выжатых смыслов. Но хочу верить, что это не так. По крайней мере, мили остались прежними. Подумай, если машина вдруг сломается, мы до ближайшего селения будем идти пешком не меньше суток. А гора — она и впрямь выветривается. Но это ничего не меняет. В ней по-прежнему лежит труп, вернее, скелет Змея, во мраке камней по-прежнему томятся осколки хрусталя из чудесного чертога…
— А в окрестностях по-прежнему живет кое-кто хорошо знакомый! — раздался где-то рядом действительно знакомый голос.
Молодые люди покрутили головами, но никого не увидели.
— Кто здесь? — спросил Джон.
— Не узнаешь? Стыдно! — укоризненно качнулись ветки боярышника. — Чуть больше месяца прошло, как расстались, — это если по-твоему считать.
— Пин? — воскликнула Изабелла. — Это ведь ты?
— Конечно я, о прекрасная дева, ты совершенно права.
— Пин, дружище, — с облегчением вздохнул Джон (ему, сказать по правде, вдруг сделалось страшновато). — Где ты спрятался? Выходи.
— Нет, ты совершенно ничего не помнишь, напрочь забыл все мои привычки. Ну что мне делать на солнце?
— Ох, прости, разумеется, ты прав. Так, может, мы к тебе?
— Залезайте, — последовал ответ.
— А может, лучше встретимся, например, в тени ясеня? — спросила Изабелла, критически осматривая стену кустарника.
— Ладно, уговорила.
Дерево росло буквально в трех шагах, его густая крона надежно защищала от полуденного солнца. Там и встретились «давние» знакомые.
Пин нисколько не изменился на вид, разве что стал благообразнее, хотя в повадках его сквозило что-то мальчишески-озорное.
— Да вот, привык к новой жизни. Хранить леса теперь трудновато: и Первозданной Силы нет, и люди стали понапористей. Зачаровал несколько местечек, по ним и брожу, а в свободное время что делать? Над людьми пошучиваю. Они вообще-то неплохие, но, на мой взгляд, поглупели изрядно.
— Как же ты остался? Или Хранители не стали уходить?
— Почему же не стали? Мы, если что решим, то обязательно делаем. Просто надо было кому-то все же остаться, негоже совсем без присмотра землю бросать. Бы, надеюсь, про своих друзей-то не забыли? Хотите небось узнать, что с ними сталось?
— Бен и Гарри? Конечно, хотим! — в один голос откликнулись Джон с Изабеллой.
— А как насчет угощения? Я, знаете ли, пристрастился к человеческой еде — лет этак двести последних. Крестьянам больше на ум ничего не приходит, кроме как подкармливать, ну а мне много и не надо, только уж закон у меня суров: ты — мне, я — тебе, и даже ради таких гостей, как графы, я свои законы менять не намерен.
— Да, вы, Хранители, народ принципиальный. — Джон снял с плеча походную сумку. — Нынче такая закуска на лоне природы называется пикником…