Шаг до падения
Шрифт:
Его кожа не идеальна — на ней шрамы, побелевшие от давности, один — чуть ниже ребер с левой стороны — самый большой и рваный. Он сохранил свой розовый цвет, хотя уверена — ему не один год.
Именно эти изъяны и делают его таким привлекательным.
У меня тоже есть шрамы — только ими покрыта моя душа. Если бы душу можно было увидеть, это было бы отвратительное зрелище.
Джейсон замечает мое любопытство, но никак не реагирует. Он не кажется смущенным из-за того, что я разглядываю его. Видимо, он не против
Он протягивает ко мне руки, распутывает ремень и снимает его с моих запястий. Кожа слегка покраснела — это особенно заметно, потому как она у меня очень светлая.
Я чувствую облегчение, когда мои руки вновь свободны.
Приподнявшись, я растираю запястья, как вдруг, без предупреждения, Джейсон хватает меня, притягивает к себе и целует. Поцелуй глубокий, крепкий, но в нем нет былой агрессивности. Его губы ласкают мои, теплый язык исследует мой рот, и это настолько эротично, сладко и томительно, что во мне с новой силой загорается пламя желания.
Мне следует прояснить голову, оценить происходящее, а я не могу. Не могу, пока его руки на мне, пока он целует меня так!
Это полностью сбивает с толку!
— Поехали ко мне, — в мои губы шепчет Джейсон. Он не спрашивает, и не предлагает. Это не звучит как приказ, но я чувствую, что у меня нет выбора. Отказ он не примет.
Я хочу взбунтоваться. Часть во мне, не замутненная его влиянием, требует этого.
— И что мы там будем делать? — Я вырываюсь из его рук, быстро встаю на ноги и отдергиваю платье. — Печь вафли, смотреть сопливые фильмы с попкорном и трахаться? Как какая-нибудь счастливая парочка идиотов?
Джейсон тоже поднимается, быстро натягивая свитер, скрывая себя и свои шрамы.
Его взгляд становится мрачным; челюсти напрягаются.
— Ты сообщишь в прессу о том, что у меня проблемы с головой до всего этого, или после?
Вот теперь, вспомнив его слова, я действительно разозлилась. Послав ему гневный взгляд, я марширую к двери, но рука Джейсона перехватывает меня раньше, чем я успеваю выйти.
Он разворачивает меня к себе и негромко произносит единственное слово:
— Извини.
Громкий выдох вырывается из моих легких. Иногда для извинений бывает слишком поздно, чаще их вообще недостаточно. Когда тебе делают больно, разве слова «прости», «извини» что-то меняют? Боль, которую ты испытываешь, не становится менее ощутимой.
И, несмотря на все это, иногда вам просто хочется услышать эти слова от человека, который обидел вас.
Я вижу в его глазах неподдельное сожаление, и в один миг моя злость отступает. Знаю, что это временно. Очень шатко и ненадежно, но в этот момент перестаю его ненавидеть.
Делаю глубокий вздох и говорю:
— Хорошо, поехали к тебе.
***
Мы не разговариваем о том, что произошло этим вечером, намеренно избегая все темы, связанные с ним. Будто следуем какой-то молчаливой договоренности.
Когда мы приезжаем к Джейсону, часы показываю три утра. Я почти обессилена и мои глаза то и дело закрываются сами собой.
— Почему вафли? — вдруг смеется он, протягивая мне свою футболку. На мне платье, пропахшее клубом, и я хочу его снять.
— Не знаю, в каком-то фильме видела. — Я жму плечами, потом стягиваю с себя платье и надеваю футболку. Она мягкая после многих стирок, пахнет кондиционером для белья и что самое важное — полностью прикрывает мой зад.
Трусиков на мне нет.
— А как это происходило у тебя?
Его глаза вспыхивают, когда ненадолго я остаюсь обнаженной, но не делает попыток приблизиться. Вместо этого направляется на кухню, доставая из холодильника воду.
— Мои контакты с мужчинами не предполагают ничего такого, — отчего-то испытав досаду, сухо отвечаю я.
Джейсон оборачивается ко мне с удивлением в глазах.
— У тебя никогда не было серьезных отношений? Со свиданиями, совместными поездками, праздниками? Ничего?
— Знаешь, это звучит так, будто ты улучил меня в том, что я мучаю маленьких щенков. — Я нервно прикусила губу, проведя ладонью по волосам.
Да, это и правда выглядит не очень. Но у меня есть на то причины.
— Нет, просто ты удивила меня. — Он взмахивает рукой, потом ставит воду на стойку и идет ко мне.
— Ладно, а ты сам-то как? Можешь похвастаться удачной личной жизнью?
— Один один. — Мужчина улыбается, кивая. — Но я пробовал, просто из этого ничего не получилось.
— Это было серьезно? — сгорая от любопытства, спрашиваю я.
— Для меня да, достаточно серьезно.
— Что случилось?
Он пожимает плечами.
— Она не смогла принять мой образ жизни.
— Ее ты тоже просил тебя бить?
Ой, я жалею о своем вопросе в тоже мгновение, как слова срываются с языка.
Но если Джейсон и раздражен вопросом, то не показывает этого.
— Нет, только тебя, — ровным голосом отзывается он.
И пусть это совершенно лишено логики, я вроде как радуюсь, слыша его признание.
Я громко зеваю, прикрыв рот рукой. Как бы сильно я не хотела узнать причины, по которым ему это нравится (да и мне тоже), сперва мне необходимо поспать.
— Ладно, кому-то пора в постель.
Джейсон подхватывает меня на руки, и я обхватываю его пояс ногами, а голову кладу на плечо. Он крепко держит меня, легко неся по коридору, пока мы не оказываемся в какой-то комнате. Тогда он ставит меня на ноги, а сам откидывает покрывало с огромной кровати из темного дерева. Я оглядываюсь и по обнаруженным мелочам в виде книги на тумбочке и одежды на кресле определяю, что это его комната.