Шаг в бездну
Шрифт:
Я как раз успел перехватить нож поудобнее, как из той же расщелины появился первый противник. При ближайшем рассмотрении видение показало траекторию наиболее удачного замаха для удара, и я выделил место, куда он должен прийтись. А в следующее мгновение мой нож уже вошёл в область незащищенную одеждой, как раз в район живота этого гоблина. Вероятно, ему было очень больно, так он заверещал, что в принципе не удивительно, ранение в живот всегда самые болезненные.
"Как–то даже желаний испытывать на себе подобного нет", — подумал я, глядя на застрявшего между стволов деревьев и верещащего гоблина.
Похоже, это несколько сбило настрой четырем оставшимся зеленым аборигенам. Они перестроились, оцепили мое временное
Я как раз заметил, что один из гоблинов махнул куда–то в направлении повозки. Сразу за этим самый мелкий из них метнулся обратно к телеге, и что–то там стал искать со стороны бессознательно лежащей девочки. Победно закричав, он вытащил четыре лука и две охапки стрел, а затем, порывшись еще немного, вытянул какую–то непонятную ветошь, что лежала там же в телеге, довольно оскалившись, неторопливо как–то вальяжно, направился к нам, при этом размахивая своими находками, что–то непрестанно говоря и показывая в мою сторону. Потом смысл его жестов все–таки дошёл до меня.
Я-то сначала подумал, что они меня постараются расстрелять из луков, правда перспективы этой затеи я не видел, тут было столько мест, куда стрелы снаружи никогда бы не попали, что она меня не пугала. Но теперь–то я догадался, что означали все эти действия невысокого гоблина. Они хотели меня выкурить. Поджечь стрелы и обстрелять мое укрытие, и если бы я не захотел прожариться до хрустящей–корочки, то сам бы вылез к ним из своего небольшого лесного дота.
"Не такие уж они и дикари", — Обдумал я о них, — "а то все аборигены, гоблины".
Я как–то подспудно ставил себя выше них, и в этом оказалась моя ошибка. И что мне делать, я пока не знал. Вот мелкий гоблин, скалясь во все свои зубы, проходит половину пути, и я понимаю, что дойти до своих он не должен. Иначе отсюда мне живым уже не вобраться. Но расставаться со своим единственным оружием, чтобы метнуть его в этого мелкого, я не могу. И только тут до меня доходит, что вообще–то охотничий нож это далеко не единственное мое оружие и далеко не самое опасное. А поэтому я, наконец, вспоминаю о пистолете в кобуре, висевшем на боку. И расстегнув ее, вытаскиваю его наружу, а затем уже привычным по бою в пещере образом навожу его на гоблина. Видимо что–то изменилось в моем поведении, окружающем фоне или он просто сквозь ветви заметил, мои телодвижения снаружи, но гоблин испуганно вскрикнул, бросил лук со стрелами наземь и развернувшись, хотел сбежать в лес. Но в этот момент раздался мой единственный за этот бой выстрел, попавший гоблину в голову и разворотивший всю ее переднюю часть. На этом бой, по сути, и прекратился, гоблины в испуге сорвались со–своих мест, крича что–то наподобие "миар" и стали убегать в лес. Но тут как раз и произошло то второе событие, которое заставило меня поверить в магию, которая существовал в этом мире, еще больше. Именно сейчас мне продемонстрировали ее наглядное применение, да еще и в боевом исполнении.
До этого момента я как–то не обращал внимания на связанных женщин и детей, которых вели гоблины. А зря. К концу нашего боя многие из них уже сумели освободиться. И вот сейчас одна из гоблин стояла около приснопамятной телеги, сжимая в руках короткий корявый посох с чередом какого–то животного на вершине, похожего на крупную мышь. При этом она что–то подвывая направила его на убегающих в лес своих видимо, не очень любимых сородичей. Услышав это необычное заунывное пение, гоблины перепугались еще больше и припустили к лесу, так что их коротковатые ноги превратились в сверкающие
Пение резко оборвалось, и в этот момент раздался довольно громкий хруст, будто, рвется какая–то плотная ткань. А затем из навершия посоха в гоблинов вылетела сияющая ветвистая красно–бурая молния, которая впилась в спину каждого из убегающих. А в следующую секунду гоблины исчезли вместе с яркой вспышкой и оглушительным грохотом. Когда я смог проморгать и восстановить зрение, то на поляне, на месте где я последний раз видел гоблинов, оседал только темный маслянистый пепел.
"Вот это бабахнуло, так бабахнуло", — подумал я и только потом смог оценить масштаб увиденного действа.
"Так это из той деревяшки такая молния вылетела", — приглядываясь к так и стоящей у телеги, явно молодой гоблине, которая придерживаясь за ее стенку и пошатываясь, старалась не упасть и похоже не потерять сознание.
"А не прошло ей даром метание стрел Зевса," — взбираясь из своего убежища, оценил я состояние юной шаманки (у простых народов ведь не маги насколько я помню, хотя черт его знает, никогда особо этим не интересовалось).
Осторожно проходя мимо уже освободившихся пленников, которые при моем приближении только с опаской смотрели в мою сторону, но при этом не старались никуда сбежать, я приблизился к телеге. Тихонько ступая, чтобы не потревожить девушку и не спугнуть или спровоцировать ее на новое применение своих магических умении, хотя ей, по–моему, сейчас было не до этого. Но кто их этих загадочных девушек иной расы и из иного мира или измерения знает, я и своих соотечественниц не всегда понять мог, что уж про сейчас говорить. Подойдя ближе, я понял, что опасения мои напрасны, никто на меня напасть не сможет, просто физически. Девушка гоблин, даже вернее девочка, так мне показалось, глядя на нее еле держалась на ногах. Казалось, в сознании она держится лишь на собственном упрямстве.
Однако при моем приближении, она постаралась принять гордой и независимый вид, сделать страшно серьезное лицо и строгим голосом произнести какую–то видимо Жаркую и пламенную речь. Только вот, к сожалению, я совершенно ничего не понял из произнесенного ею, и поэтому она на меня не прозвала совершенно никакого впечатления.
Видя, что я совершенно игнорирую ее попытки что–то втолковать мне. Она сначала видимо постаралась объяснить мне суть своей просьбы или обращения, но видя мое полное равнодушие, она беспомощно оглянулась в сторону своих соплеменников, столпившихся на поляне и теперь с ожиданием и напряжением смотрящих на нас. После этого, она постаралась повторить свою речь, но тут силы просто оставили ее, и девочка стала заваливаться на бок. Не дав ей упасть, еще стукнуться обо что–то, я подхватил ее на руки и не найдя ничего более приспособленного положил ее на телегу рядом с уже лежащей тут другой девочкой. Вот она–то была вполне себе похожа на людей, разве что более светлая, даже не так. У нее была какая–то алебастровая кожа и совершенно пепельные волосы, я даже после того как увидел ее, подумал, что они седые. Но нет. Оказалось, что они действительно пепельного цвета. Места на телеге для них уже не хватало, но тут был и еще один пассажир.
Крупный мужчина, цветом волос, напоминающий девочку. Это было единственным их сходством. Крупное обветренное лицо тренированное тело, видимо воин или боец, и очень серьезные голубые, глаза и жесткий холодный взгляд, в котором плескались боль и отчаянье. Я почему–то точно знал, что он ее отец. Поэтому, не став как–то пытаться с ним договориться, зная, на подсознательном уровне, что он не тронет и не нападет на меня, что мы с ним на одной стороне, какой–бы она не была, покрутив у него вперед лицом ножиком, я показал, что сейчас перережу веревки, и чтобы он не дергался. Тот согласно кивнул на пантомиму и замер на месте.