Шаги Даллеса. Как ломали Россию: роман-мозаика в двух книгах. Книга первая. Сколько стоит кровь революций
Шрифт:
Керенский полностью согласился с этой программой. 26 августа генерал Крымов получил приказ Корнилова начать движение на Петроград, войска выдвинулись к столице, но вечером этого же дня на заседании правительства Керенский обвиняет Корнилова в организации мятежа, требует ареста всех заговорщиков и особых полномочий для себя самого. То есть патриоту был нанесен предательский удар в спину.
27февралявышелманифестВременногоправительства. ГенералКор-нилов был объявлен вне закона, Керенский приказал военачальникам не подчиняться главнокомандующему. Железнодорожники получили указание разобрать пути, ведущие к Петрограду. Генерал Крымов был убит в Петрограде, когда поехал разбираться в сложившейся ситуации, а Корнилов арестован прямо в ставке. Взяты под стражу генералы Деникин, Эрдели,
Армия была шокирована. Начались аресты и расстрелы офицеров. Русская армия была разгромлена, война проиграна, промышленность и экономика развалены, железные дороги разрушены. В стране остро не хватало продовольствия, были посеяны мародерство и невообразимый хаос. Так называемый корниловский мятеж был не что иное, как попытка патриотов восстановить армию, конституционный порядок в стране. Вскоре арестованные были тайно от Керенского освобождены из Быховской тюрьмы. Генералы двинулись на юг страны, где Корнилов организовал Добровольческую армию. Но в начавшейся Гражданской войне выдающийся генерал был убит шальным снарядом, угодившим в штаб. Его дело продолжил генерал Деникин.
«Какова же доля истины в том, что Керенский оказался слабой фигурой? Он не мог противостоять хлынувшему в Россию потоку еврейских реэмигрантов и предотвратить Октябрьский переворот?» – спросил принц.
«Весьма распространенный анекдот, что Керенский бежал из Зимнего дворца, переодевшись в женскую одежду, и есть анекдот. Керенский, правительство и не думали закрывать двери ехавшему из Германии Ленину с его большевистской бандой в спецпоезде на финансы германского правительства, а также Троцкому с головорезами и чемоданами долларов от Шиффа. Правительство Керенского, Совет рабочих и солдатских депутатов подготовили для своих предшественников второй этап захвата России – Октябрьский переворот большевиками. Сам же премьер удрал из Петрограда на машине американского консула. Ленину и Троцкому оставалось объявить захват власти и выполнить следующий акт великой трагедии – геноцид русского народа. Но это уже другая тема, дорогой принц, и я не могу ответить даже себе на многие весьма краеугольные вопросы», – закончил свою информацию Марсден.
«Напрашивается вывод: никто не ломился в Россию через черный ход, – бесстрастно сказал принц, – парадные двери открытыми держали либералы, в том числе и сам император, щадя революционеров, основу которых составляли эсеры и большевики».
В подтверждение сего вердикта приведем две победоносные телеграммы. Посол США в России Давид Францис в январе 1918 года телеграфирует в Вашингтон: «Большевистские лидеры, большинство из которых евреи, на 90 процентов являются эмигрантами, возвратившимися из Америки. Эти реэмигранты по своей сущности отъявленные интернационалисты, которых мало заботит Россия, но они стремятся распространить свое влияние на весь мир с помощью явления мировой коммунистической революции». Американский майор Шулер 9 июня 1919 года информирует Вашингтон из Владивостока: «…У большевиков 384 комиссара, включая двух негров, 13 русских, 15 китайцев, 22 армянина и более 300 евреев, причем подавляющее их большинство приехали из Америки со времени падения царского правительства».
Глава третья
Любовь, будни и скандалы
Зима, раскидав по городу снега, укрыв неприбранную стыдобу дворов и скверов, примораживала. Малочисленные дворники, а также мужики, осужденные на пятнадцать суток, под надзором милиционера разметали на тротуарах снег, уныло скребли лопатами притоптанные островки, отбрасывая комки подальше от глаз. Верочка Карпухина шагала в жидком потоке пешеходов по узкому бетонному тротуару. Была суббота, и она возвращалась из школы бального танца в шубке, в песцовой шапке и зимних французских сапожках. Юная и прекрасная девушка спешила. Подгоняло возбуждение от внимания партнера в танцах. Слова его надували паруса самолюбия девушки и мешали быть собранной. Он говорил ей комплименты не только об успехах в танце, но больше о ее потрясающей
– Зайдем в гастроном, если есть хорошие фрукты, возьмем, – услышала потерявшая дыхание Верочка, но не отстающая от пешеходов ни на шаг. – Спиртное я уже достал, а цветы купим в нашем цветочном магазине, не замерзнут, нам минута хода. Мама обещала быть к шести, но я сомневаюсь, ее так просто сегодня не отпустят – юбилей!
Курсант вдруг оглянулся, и Верочка чуть не упала. Он посмотрел на нее, это уж точно, такими глазами, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И улыбнулся. На морозе он был краше, лицо пылало здоровым румянцем, который она запомнила на всю жизнь.
Он был высок ростом, а на широких плечах курсантские погоны. Но почему он оглянулся и выстрелил? Услышал стук каблуков у себя за спиной, или это судьба? Вера решила, что – судьба. Девушка шмыгнула в гастроном, встала в бакалею. Они прошли дальше, в отдел овощей и фруктов. Ей хорошо виден его профиль. Курсант несколько раз посмотрел в ее сторону и, найдя глазами, зафиксировал на ней свой гипнотический взгляд, улыбнулся, видимо, удовлетворенный. Веру снова охватил тот ужас, который она испытывала в первый раз. Но теперь этот ужас был гораздо приятнее от его многообещающей улыбки и от того, что она примерно знает, где он живет – рядом с цветочным магазином. Это в соседнем квартале, где тоже есть такой же гастроном, но они в него не заходят. Потому что им тогда надо пройти дальше от своего дома, а этот стоит на пути и удобен. Вере же, чтобы попасть домой, надо пройти назад с полквартала.
В овощном отделе народу меньше, очередь короче, и курсант, видимо, с отцом, приятным на лицо человеком, сделал свои покупки раньше Верочки. Курсант взял авоську из рук старшего, и незнакомцы прошли на выход. Вера уже не могла наблюдать за ними. Она стояла красная, как новогодний шар на елке, зная, что этот миндальный цвет лица превращает ее в нашалившую девчушку с косичками, причем малолетнюю, и она, досадуя на очередь, готова броситься вслед за курсантом, выследить, в каком доме он живет. Этого она никогда не сделает, да и что толку! А вот попасть к нему на бал всем классом – это идея. Верочка знала, что в училище на балы ходят не только выпускницы школ, но больше студентки. И, о чудо, курсант протягивает ей свернутую в трубку записку из своей записной книжки и, отдав ей честь, весь пахнущий одеколоном «Шипр», удаляется как привидение, оставляя в подарок белозубую улыбку шесть на девять.
Верочка не может больше стоять в противной очереди, ей тут ничего не надо, и порывисто выскакивает в двери, ищет глазами курсанта. Его нигде нет, очевидно, скрылся за поворотом к цветочному магазину, но в руках у Веры есть его драгоценная записка. Что там написано? Торопливо развернув трубочку, девушка прочитала ровные строчки:
«Если прекрасная незнакомка – выпускница школы или студентка, приглашаю в наше училище на бал в День Советской армии вас и ваш класс или группу. До встречи. Константин Ливанов».
Курсанта зовут Константин Ливанов! Какое счастье, какой жест, какое имя! До праздника осталось ровно две недели. Две долгих недели, но они пролетят, как вихрь, и она будет танцевать с курсантом Ливановым! Она, конечно, из скромности не будет козырять своим превосходством в танце, хотя так хочется удивить Костю своим мастерством.
Верочка едва сдерживала себя, чтобы не побежать, чтобы не полететь, но она все же летела к своему дому и через несколько минут читала драгоценную записку подружкам Кате и Ларисе, рассказывая всю сегодняшнюю историю, фантазируя о предстоящем бале.