Шаги в глубину
Шрифт:
Имелось одно «но», и это самое «но» звалось «Дональд». Чертов обормот не прорвется, при всем его везении. Побег — это мастерство хаоса, это тот же абордаж, и удача там нужна, но все же мастерство — ключевое слово. С другой стороны, а что мне Дональд? Он втянул меня в эту кашу, втянул с самого начала, с той проклятой системы красного гиганта. Вот пусть и выкручивается сам.
«Он помог тебе справиться с Джахизой».
Да, ладно, помог. Если бы ему не понадобилась доктор Карпцова, мне бы вообще не пришлось встречаться с Гончей.
«Он
Хах, попутно отобрав старый.
«Старый ты забрала у себя сама».
…
«Засомневалась. Заколебалась. Начала считать трупы».
Слушай, мама… Почему бы тебе не заткнуться?!
Кровавая пелена рассеивалась перед глазами, я стояла на коленях, правую руку простреливало болью, а кулак прилип к стене.
Дура. Алекса, ты дура.
Я потерла руку и легла. Так-то оно лучше. После отказа от последнего желания я могу до самой казни жить спокойно, продумывать план, надеяться и всячески себя обманывать.
«Ты опять?»
Да, я опять. Мне все равно, что я сейчас думаю — завтра будет завтра, и если смогу, я свою жизнь выгрызу. И хватит.
Входная стена засветилась, в ней словно взрезали прямоугольник, и внутрь кубарем вкатился Дональд. Я подобралась, присмотрелась к охраннику, но вход зарос слишком быстро. Раздраженно взглянув на обормота, который едва не приземлился мне на колени, я поинтересовалась:
— Ну и какого черта ты здесь?
Дональд посопел, отполз в угол. В силу габаритов камеры это у него получилось так себе. Вопрос был риторическим: очевидно же, что он просто не стал отказываться от последнего желания, как некоторые.
И хватило же наглости.
— Я п-подумал, что вместе умирать веселее.
Как мило. А еще — это мои собственные мысли минутной давности.
Бесит.
— Сидел бы у себя и думал. Если ты помнишь, казнят нас вместе.
— П-помню.
Я вздохнула:
— Ты зачем приперся?
— Так это… В-веселее же.
— Ну и как? — спросила я после паузы. — Чувствуешь подъем и радость?
Дональд промолчал. Ну прости, не оправдала. Зато хотя бы я и впрямь развлекусь.
— И что будем делать?
Он или придурок, который решил, что перед казнью бывает крутой секс, или сентиментальный дурачок, или просто трусит, и ему нужна мамочка.
— Обсудим п-план бегства?
Я хмыкнула и, поддавшись чертикам, треплющим меня изнутри, расхохоталась.
— О, mein Gott, — простонала я. — Если бы ты был не ты, я бы решила, что разговариваю с провокатором.
Дональд, едва видимый в полумраке, улыбнулся:
— Значит, п-план есть. Х-хорошо.
«Для тебя — нет».
Я смотрела на бледную тень, одетую, как и я, в пижаму, и в голове у меня раскручивалась пружина. Дональд хладнокровен, спокойно-обречен и как-то неприятно умиротворен. Вряд ли такой хочет умереть, такой должен паниковать и дрожать мелким тремором.
Суд.
Среди вещей моего обормота-капитана нашли два билета внешнего рейса. Таким образом «Телесфор» остался тайной и висел себе в камуфляже у планеты. Господин Валкиин смущенно бормотал самую вероятную версию: мол, мы консультироваться прилетели, а охранник и босс чего-то не поделили. Пожалуй, если бы не нервный пациент, который застукал нас прямо над телами, мы могли бы оправдаться.
Господин Валкиин выглядел чертовски убедительным и, я бы сказала, идеальным.
Я вспоминала его диалог с доктором Марией.
Я вспоминала, как он вел себя при нашем задержании.
Пока я молча смирялась с потерей скафандра, пока молча же выжидала окончания разбирательств, он продолжал до конца играть роль, пытаясь выгородить двоих неудачников, которые просто не вовремя пришли на прием. И только получив приговор, он затих, а я как раз начала искать пути спасения. Но черт меня подери, это разница не между лохом и профессионалом. Это разница между двумя профи, один из которых оптимист, а другой — фаталист.
«Не сходится».
Почему он местами потрясающе наивен? Почему я могу такого сметливого засранца поймать на вранье? Если он так мастерски прикидывается милым простаком, то не должен он допускать проколы!
Мне было… Неприятно. Понадобился смертный приговор и ночь на двоих в карцере, чтобы до меня наконец дошло, насколько неоднозначен этот везунчик. Я поглядывала на подернутый полумраком силуэт и проникалась подозрительностью. А вдруг та потасовка, когда я проникла в «Телесфор», была все же планом? Или еще лучше: вдруг он целенаправленно заманил меня на свой фрегат? Вдруг его якобы привязанность к Лиминали — это тоже часть плана? Допустим, хочет усилить ее и… И — что? Начнет галактику покорять? Да ладно. Нескольких Лиминалей мятежные миры ухитрились отправить на тот свет, а уж Мономиф с одной совладает.
Стоп.
«Если со м-мной — с моим витаконтроллером — что-то случится, тотчас же откроется к-криокамера Лиминали. К тому же я м-могу открыть ее в любой момент откуда угодно».
Мозги скрипели и грелись, и в чертовой камере, как мне показалось, стало жарко. Пытаясь найти путь к бегству, я совсем забыла, что я теперь не одна.
— Капитан?
— Да?
— Скажи мне, а почему ты не позовешь на планету… м-м-м… друга?
«Будь внимательна, он совсем не тот, за кого себя выдает». Я честно себе пообещала, что как только выберусь, выбью из него правду. И пусть ледышка только попробует меня оттащить.
Дональд запустил пятерню в волосы и вздохнул:
— Ж-жаль, что ты вспомнила. Я не м-могу.
Так-так, он этого ждал и безбожно себя выдал. Такой проницательный и такой наивный.
— Тогда ты блефовал?
Кивок. И глаза слишком далеко, и слишком темно. Я придвинулась к нему, встав на четвереньки, и за подбородок вздернула приопущенное лицо.
— А теперь еще раз. Ты что, наврал мне, что можешь освободить ее и призвать?
— Д-да.
Я отпустила его и отползла в угол. Все очень плохо. Выдуманный мною стратегический гений врет, как младшеклассник, и очень этим смущен. Оно, конечно, мои инквизиторские навыки могут сбоить, но это вряд ли. Собственно, его вранье — это даже не самое худшее. Во-первых, Дональд прекрасно понимает, что я его раскусила, и все равно врет. Во-вторых, он действительно привязан к своей замороженной королеве.