Шаги в глубину
Шрифт:
— Но…
Ага, тяжело представить, да? Верю. Уж врач из лабораторий ЕгоМеча в курсе, куда люди запускают лапки. Обжигаются, но тянут. Пальцы нам режет, а мы все равно лезем.
Только вот здесь совсем-совсем другой разговор.
— Я знаю о пяти случаях в человеческом секторе, Мария, хотя их было наверняка больше. Вот ты себе представь. Разобрала ты себе на память «Маттах» этот. Ну, там флэш-память виртуала выкрутила — на полочку поставить…
Я протянула руку к пистолетам. Пара синхронизированных скорчеров — не пойдет, отдам
— …Так вот. И просыпаешься ты назавтра, Мария, с пониманием, что жизнь твоя прожита зря, что жизнь твоя — говно. И все, что ты знаешь… Словом, ты поняла.
Карпцова кивнула и подошла поближе, погладила рубчатые рукояти скорчеров. Ага, угадала я: докторша сама к этим тупоносым стволам потянулась.
— А дальше?
— А дальше ты садишься и пишешь пиросимфонию. Или там пятимерную икебану придумываешь.
Мария нахмурилась и икнула с вопросительными интонациями.
— Вот-вот. Я тоже понятия не имею, что это. Но ты придумаешь целое направление в искусстве. Или науке. Или науко-искусстве. Половина человечества будет пускать слюни от восхищения, кто-то блеванет, кого-то особо впечатлительного увезут на психодеструкцию.
Дальше у нас шел тяжелый арсенал с питанием от скафандра, и вот это уже были вещи посложнее. Вот, например, «нигилист» — цвайхендер для особо быстрой ручной нарезки тяжелой пехоты противника. Игнорирует щиты и броню, но тяжелый, как зараза.
Не люблю.
— То есть артефакты из… гм, зазеркалья изменяют разум? — задумчиво спросила Мария. — Какая-то бета-индуцирующая активность?
Ага, вот прямо сейчас. Если бы все было так просто, стали бы огород городить. Я в упор не знаю, что такое «бета-индуцирующая активность», но раз Марии известны эти умные слова — это точно не то.
— Ну-ну, доктор, вы поколения коллег-ученых за дебилов держите, — снисходительно сообщила я, рассматривая «флоганеф».
Двуствольный плазменный дробовик с вертикальной компоновкой стволов рассчитан всего на пару залпов, но зато каких! Одним выстрелом можно выжечь целую палубу. Плазмакластический удар — это вам не броню резать. Я размотала энергетический кабель дробовика и занялась подключением.
«Решено. Сварочный аппарат для близких контактов, Карпцова со скорчерами для умеренно паршивой перестрелки, ну и я — в качестве последнего довода».
— Алекса, так почему…
Комм-линк откашлялся и сообщил голосом Дональда:
— Алекса, Мария. Все готово.
Ну, славно. Вообще, хрень какая-то: нам бы с докторшей Донни обсудить, посплетничать, притереться, а мы тут о тайнах мироздания.
— Алекса, простите, но…
— Да забей, — отмахнулась я. — Поклонники твоей пиросимфонии вдруг начинают видеть в радиочастотном диапазоне. Планеты, где она звучит, легко меняют магнитные полюса. Ну и там генетические отклонения начинаются, ага.
Надо бы добить ее: капитана ДзюнаМакМиллана последователи объявили живым богом, они съехались со всего сектора и, не слушая несчастного идиота, отправились в поход к червоточине «Фойершельд». Их корабли загадочным образом уклонялись от атак в упор, и только сплошной заградительный огонь постов орбитальной обороны уничтожил горе-крестоносцев.
А началось все с того, что капитан уволок картину с вернувшегося судна.
Тела последователей врачи отказались считать человеческими.
Я опустила забрало и потопала к шлюзу. Сейчас будет бокс по радиосвязи.
— Алекса? — пискнула настырная докторша в наушниках. — Я не понимаю, но…
— Никаких «но». Никто не знает, почему так происходит. Изнанка и зазеркалье — вот тебе и все ответы.
Не хочу больше ничего рассказывать у порога проклятой каравеллы. Хватит, и так себя уже неплохо накрутила, аж выть хочется. Черт, я адреналинозависимая, что ли? Мысли путались, что-то было не так с моим рассказом Марии и с этими самыми мыслями, и все меньше времени оставалось, чтобы понять — что именно.
Шлюз зашипел, и ворота начали смыкаться за нашими спинами, оставляя весь уют позади, в теплом фрегате.
— Алекса…
— Заткнись. Бесишь.
— Но если все так плохо, возможно, и выжившие тоже опасны?
Возможно. Все возможно. Попутно я отметила, что Мария, судя по тону, прониклась. Может, она меня потом задолбает гипотезами и всякими там «не верю», «лишено логики», но пока что она прониклась. Когда от космоса тебя отделяет пара сантиметров наружной брони и уже стравливается воздух из шлюзовой камеры, и скафандр сообщает, что вошел в автономный режим — ты очень легко веришь в артефакты из червоточины, в корпускулярно-волновую теорию и то, что любовь спасет мир.
— Если я засомневаюсь, что все в порядке, мы никого не примем на борт.
— Погодите, но они же выжили, и по правилам космонавигации обязаны…
«О, да ладно. Ты в курсе, деточка?»
Я развернулась к ней и посмотрела в синеватое забрало.
— Мария, в том, что касается червоточин, есть одно правило: беги. И мы его нарушили, поэтому включаем Главное Правило…
Шлюз открылся, и в сорока метрах передо мной оказался другой шлюз. Сорок метров пустоты до неизвестности — какое шикарное путевое задание. Невидимое окно сквозь изнанку жгло висок своим фиолетовым безумием.
— Какое правило?
Эфир кашлянул и буркнул:
— Г-главное. «Если сомневаешься — дай п-пару залпов».
Я улыбнулась. Этот обормот порой меня поражает. Вот, завел себе зондеркоманду, теперь может отправлять в бой сразу двух женщин. Хотелось бы надеяться, что ради наших задниц он в крайнем случае рискнет третьей, а не выжмет акселераторы «Телесфора». С другой стороны, Мария дает мне гарантии: мой капитан не бросит врача своей Снежной королевы, а я уж как-нибудь и на буксире выплыву.