Шаги в неизвестное (сборник)
Шрифт:
Дело в том, что наши уши в обычной жизни воспринимают звуки с частотой колебаний от шестнадцати до двадцати тысяч герц.
Теперь этот диапазон для нас, по всей вероятности, сдвинулся. Какая-то часть старых звуков исчезла, и появились другие, происхождения которых мы не понимали.
Во всяком случае шума от падения стульев я не услышал бы. Для нас обоих они падали как ватные.
Но тогда я обо всем этом забыл. Какое-то весьма недолгое время поворочался на ковре, пристраивая ушибленную ногу, и заснул.
Попытка
Не знаю, как других, но меня всегда чрезвычайно освежает даже самый кратковременный сон. В студенческие годы я добавлял к стипендии, иногда работая по ночам грузчиком на мукомольном комбинате. В институте после такой ночи ужасно хотелось спать, и мне случалось довольно прилично высыпаться за пять минут перерыва между лекциями. На первой, бывало, сидишь, кусая пальцы, чтобы не дремать, затем после звонка кладешь голову на стол, забываешься и на следующей уже великолепно воспринимаешь самый сложный материал.
На этот раз я проспал не пять, а всего две минуты нормального времени. Но для меня-то, по нашему счету, это означало целых десять часов.
Я проснулся и сразу почувствовал, что усталость начисто ушла из тела. Встал и посмотрел на Жору. Он лежал, раскинувшись, тяжело похрапывая.
Все три стула валялись на полу, и их падение не разбудило ни меня, ни его.
Крадучись, я вышел из дома в сад и огляделся.
Замершим вокруг меня лежал все тот же мир, который я только что покинул, не шелохнув листком, стояли липы; объятые ленивым покоем, спали кусты жасмина; рядом со мной, нацелившись в воздух, неподвижно висела стрекоза с голубыми матовыми глазами.
И все было залито утренним солнцем.
Оттого, что я так хорошо выспался, наше положение вдруг представилось мне в совершенно другом свете. Что там ни говори, но ведь я был настоящим Колумбом в этой новой действительности. Мне не терпелось исследовать свои владения.
Вчера — то, что происходило до того, как мы легли спать, я уже считал событиями вчерашнего дня — мне показалось, что теперь я могу прыгать с большой высоты, не опасаясь разбиться.
Рядом с крыльцом у нас стояла длинная садовая лестница. По ней я осторожно взобрался на крышу крыльца. Высота здесь примерно два с половиной метра, но внизу тогда был мягкий дерн, который жена вскопала под какие-то поздние цветы.
Несколько мгновений поколебавшись, я прыгнул. Так оно и было. Я не падал, а парил в воздухе. Конечно, сила земного притяжения действовала на меня точно так же, как и на любое другое тело. Я опускался с ускорением в 9,8 м/сек. Но для моего сознания эта секунда была теперь растянута на более длительный срок.
Вообще, если нам случается прыгать с высоты, нам кажется, что мы падаем очень быстро только потому, что за время падения мало успеваем почувствовать и передумать. Наша способность реагировать находится в привычной гармонии со скоростью падения.
Теперь для меня эта гармония сдвинулась. Опускался я в течение полсекунды нормального времени, но относительно моей способности мыслить
Я купался в воздухе, медленно двигаясь к земле.
Это было такое новое и острое ощущение, что, едва став на ноги, я тотчас полез обратно. Уже не на крыльцо, а прямо на крышу дома.
Отсюда я оглядел поселок и увидел, что сбитого Жорой прохожего уже не было на дороге.
По всей вероятности, он все же поднялся на ноги за те две минуты, пока мы спали, и скрылся за поворотом шоссе. Наверное, он так и не понял, что с ним произошло. И не поймет никогда,
Мне ужасно хотелось еще раз испытать ощущение полета, и я снова прыгнул вниз. Впрочем, с моей точки зрения, даже не прыгнул, а всего лишь сошел с крыши на воздух.
На этот раз высота была больше — приблизительно метров пять. Это равнялось секунде нормального времени или пяти моим минутам.
Пять минут неторопливого плавания в воздухе! Чтобы понять это, надо испытать. Я раскидывал руки и ноги и, наоборот, сжимался в комок, опускался вниз животом и перевертывался. Было такое впечатление, что весь мир наполнен какой-то тонкой прозрачной эмульсией, которая мягко и нежно держит меня.
Затем, наконец, я приблизился к земле, стал на ноги и попытался тотчас вернуться к лестнице. Но не тут-то было. Я совсем забыл о силе инерции. Во время первого прыжка со сравнительно небольшой высоты она была почти незаметна. А теперь получилось иначе.
Какая-то странная тяжесть продолжала прижимать меня к земле, согнула колени, потянула вниз голову.
На какой-то момент мне даже стало страшно. Потом, сообразив, в чем дело, я быстро повернулся и лег, распластавшись спиной на траве. Тяжесть прошла сквозь голову, плечи, грудь и ноги и как бы просочилась в землю.
Помню, что после этого опыта я прыгал еще несколько раз. Наверное, если бы кто-нибудь мог меня видеть, это выглядело бы довольно глупо. Взрослый человек взбирается на крышу собственного дома и сигает оттуда как мальчишка, с блаженнейшим выражением на лице.
Мне тогда же пришло в голову, что в своем новом положении я мог бы даже летать по воздуху. Для этого мне нужны были бы только крылья. Ведь тут все дело в затратах силы на единицу времени. Мускульная система человека в обычном состоянии не может дать такой мощности, какой хватило бы, чтобы держать его в воздухе. А мои мускулы теперь могли. Мне не хватало только крыльев.
Я просто задохнулся, когда подумал об этом.
Потом я решил, что следует наконец попробовать связаться с нормальным миром. Почему бы не написать какую-нибудь записку и не положить ее на стол перед Андреем Моховым? Из сада я видел его сидящим в своем кабинете.
Сначала я попытался нащелкать записку на машинке. Однако из этого ничего не получилось. Не знаю, сколько ударов в секунду делает хорошая машинистка. По-моему, около десяти. Причем она могла бы делать и больше, но ее лимитирует та скорость, с которой клавиша возвращается на место под влиянием натянутой пружины.