Шах нефтяному королю
Шрифт:
Все эти вопросы мучили ее долгие годы, но ответа на них не было.
Когда она чуть подросла и стала задавать окружающим, и прежде всего отцу, эти и другие интересовавшие ее вопросы, то выяснилось, что получить правильные ответы ей будет нелегко. Единственное, что не скрывал от нее отец, так это то, что у него есть враги. Позже, когда Тамара достигла совершеннолетия, он сказал, что уже несколько лет почти не контактирует со своими близкими; в семье все, кроме разве что Хана, считают его «инородцем» – причем зачастую получается так, что опасность исходит от тех, кто либо близок ему по крови, либо по гроб жизни должен быть обязан Руслану Хорхоеву за оказанные прежде услуги и всяческую поддержку.
Это признание она едва не клещами вытащила из отца. Папа был человек чрезвычайно щедрый и отзывчивый, хотя в своем бизнесе, если того требовала ситуация, действовал жестко, а порой и жестоко. Он не хотел «грузить» дочь своими проблемами, поэтому избегал подобных тем. Но, с другой стороны, ему как-то надо было объяснить своей девочке, почему она живет в Англии, отдельно от папы, и зачем понадобилось поменять не только страну проживания, но и фамилию, а также целиком всю «родословную», внеся изменения в биографию девочки, оставив нетронутым, пожалуй, лишь одно – имя Тамара, данное ей при рождении.
После трагической смерти Ларисы, с которой Руслан Хорхоев почти полтора десятка лет счастливо прожил в гражданском браке, Тамара осталась для отца самым близким человеком. В прошлом жизнь преподала ему какой-то страшный урок. Только этим можно объяснить то обстоятельство, что он предпочел «спрятать» свою дочь, увезти ее в Англию, в эту благополучную страну, славящуюся своей лучшей в мире системой образования, подальше от людей, среди которых сам он вынужден был обретаться в силу очень многих причин…
Когда она еще была подростком, отец придерживался версии, что Лариса погибла в автомобильной катастрофе. Позже, когда она, повзрослев, обнаружила целый ряд нестыковок в этой версии, отец признался, что ее мать – убили. Но не сказал, кто и зачем, заметив, что виновные в гибели Ларисы наказаны, каждый по мере содеянного, что же касается подробностей, то он сообщит их дочери, лишь когда сочтет это нужным.
И только нынешней весной, в самом начале апреля, отец, словно предчувствуя, что эта их встреча может стать последней, вдруг сам поднял эту тему, попутно рассказав ей о масштабном проекте, который он вынашивал долгие годы и который, не считая, конечно, обожаемой им дочери Тамары, является его любимым детищем, воистину делом всей его жизни…
Согласно первоначальной договоренности, она должна была встретиться с отцом в Париже, где он только в этом году успел побывать несколько раз, в связи с переговорами о предоставлении крупного кредита. Но отец вдруг переменил свои планы, так что Тамаре пришлось со своим новоиспеченным компаньоном Бадуевым лететь рейсом авиакомпании «КЛМ» в столицу Нидерландов.
Город Амстердам, куда отец завернул по делам и где он, закончив переговоры с голландскими поставщиками оборудования для новых буровых, намеревался хотя бы сутки-другие провести в компании дочери, был, казалось, целиком окрашен в оранжевые цвета. Жители Нидерландов праздновали День Королевы (день рождения королевы Юлианы, отрекшейся от престола в пользу дочери – королевы Беатрикс). Деревья, дома, городской транспорт были увиты оранжевыми лентами, украшены смахивающими на апельсины шариками. Многие горожане, пожелавшие отдать дань традиции, в этот праздничный день также были одеты в яркие однотонные наряды – оранжевый цвет является символом Оранско-Нассауской династии, правящей в Нидерландах.
Отец, встречавший их в аэропорту, подарил дочери целую охапку оранжевых тюльпанов.
Они провели вместе в Амстердаме почти двое суток. В первый день, совпавший с местным праздником, они ходили по нарядному сказочному городу, чьи кварталы напоминали тесно выстроившиеся у портовых причалов огромные старинные фрегаты. В центре, вымощенном брусчаткой, в районе Королевского вокзала, над толпой витал неистребимый сладковатый запашок марихуаны. Тамара вместо с отцом вели себя как обычные туристы: глазели на праздничное действо, регулярно заглядывали в крохотные бары и ресторанчики и даже позволили себе по фужеру шампанского.
Вечером они ужинали в гостинице, в папиных апартаментах, при свечах.
Третьим в их компании был Ахмад Бадуев, от которого у нефтяного магната Хорхоева, кажется, не было никаких секретов. Ахмад бы едва ли не единственным соплеменником отца, кто входил в его самое ближнее окружение. С некоторых пор Руслан Хорхоев не доверял вайнахам; и это обстоятельство, учитывая его собственное происхождение, временами сильно омрачало его и без того довольно хлопотную жизнь.
Но Ахмад, выказав себя деликатным человеком, менее чем через час покинул их и отправился к себе в номер.
Отец тогда ввел Тамару в курс событий, рассказав о планах расширения своего нефтяного бизнеса, и прежде всего, о «южносибирском проекте».
Он показал ей кое-какие документы, взятые им с собой в Амстердам, а также подарил дочери новенький ноутбук с набором дискет, – на них хранилась информация о тех зарубежных счетах Руслана Хорхоева, средства с которых, по договоренности с отцом, она могла перекачивать на счета созданного ею в Великобритании благотворительного фонда, нацеленного на оказание гуманитарной помощи беженцам из Чечни.
Во время этого затянувшегося за полночь общения между ними произошло то, что уже несколько раз случалось прежде, когда они встречались. В какой-то момент отец, потеряв нить разговора, взял Тамару за руку и уставился на нее странным, немигающим, будто направленным в бездонный космос взглядом. Руслан Хорхоев смотрел на нее так, словно молодая женщина, сидящая перед ним, не его родная дочь Тамара, а та, кого давно нет рядом с ним – Лариса.
Иногда, забываясь, он так и звал свою дочь – Ларисой, или же Ларой…
О том, как погибла ее мать и кто в этом повинен, Руслан рассказал дочери на следующий день.
Отец зафрахтовал небольшой прогулочный пароходик, и они вдвоем, уже без Ахмада Бадуева, отправились в путешествие по живописным амстердамским каналам.
Столица Нидерландов, избавившись за ночь от оранжевых лент и мириады пустых пивных банок, вернула себе прежний облик. От праздничного настроения, царившего еще вчера в душе у Тамары, также не осталось и малейшего следа. …Отец, щадя ее психику, не стал выкладывать дочери всех подробностей той давней трагической истории. Но то, что он решился открыть Тамаре, все равно потрясло ее до основания.