Шрифт:
Хорошие, плохие?
Довольно странные категории для
тех, кто родился прежде жизни.
Глава I
ЧЁРНЫЙ ЗВЕРЬ
По бескрайней каменистой равнине бежит огромный чёрный зверь. Куда он бежит, никто не знает, как никто не знает, откуда он появился. На выжженной равнине, местами вспоротой острыми камнями, столь огромному зверю не выжить. На многие мили вокруг раскинулась мёртвая пустошь. Зачем зверь вышел из леса? Зачем забрёл так далеко? Неизвестно. Сказать, что это за зверь, тоже никто не мог. Издалека он более всего походил на громадного волка. Но на пустоши никого не было, и некому было подойти к зверю. Потому, зверь, никем не замеченный, спокойно бежал, бесшумно ступая мохнатыми лапами по земле. Белёсые клочья тумана делали его похожим на тень от тучи, а густой длинный мех
Когда-то у зверя было имя, но оно было плохим, и зверь его забыл. Сейчас он просто Зверь. Или же зверь, как любит называть его советник матери. Зверь в этом был с ним согласен. В конце концов, Зверь – это что-то значительное, а он уже давно не чувствовал себя значительным.
Внезапно, зверь замер и повёл мохнатыми ушами. Он прислушивался. Для постороннего наблюдателя в пустоши не было ни души, но только не для Зверя. Он видел более многих и знал более, чем многие. Мощный прыжок, и вот зверь уже стоит чёрном уступе, похожем на обломанную застывшую волну. Он ещё тщательнее прислушивается, вглядываясь вдаль. Он помнит, что когда-то здесь стоял большой красивый город. Сотни караванов стекались сюда со всех уголков империи. Шумные базары, широкие площади, вечно кишащие живыми, множество улочек и улиц, лавки и рынки, ярмарки и базары. Купцы предлагали дорогие ткани и изысканную мебель, пряности, заморские фрукты, сладкие вина. Чего здесь только не было. Он и сам часто приходил сюда, сопровождая мать, любившую этот пышный город, дышавший жизнью. Сейчас здесь были только мёртвые, не упокоенные души. Они стенали и просили облегчить их участь. Многих их них зверь видел ещё живыми. Они весело смеялись, показывая его матери драгоценности или закликая к себе, посмотреть на диковинных птиц. Тогда Зверь ещё не был похож на зверя, хотя и начал уже забывать своё имя. Он хмурился, отгоняя от матери самых настойчивых, но всегда отступал перед её мягкой, спокойной улыбкой. Сейчас мать больна, но она всё ещё помнит про город. Помнит так хорошо, что послала сына упокоить его бедных жителей.
Зверь тряхнул мордой, отгоняя воспоминания, и топнул лапой. Стальные когти лязгнули о крепкий камень. Раньше этот камень был углом городской ратуши. Красивый чёрный гранит матово блеснул. Туман взметнулся, закружился в вихре и рассеялся. Вместе с туманом пропали и души. Теперь они могут спокойно отправиться в мир иной, где обретут покой и счастье. Это порадует мать. Мех на боках зверя начал выпадать, обнажая гниющую кожу, – плату за возможность провести души в Загробный мир. Зверь ещё раз внимательно оглядел руины города. Теперь, когда туман рассеялся, можно было увидеть, что все камни здесь – это обломки зданий. Красота этого города в былые времена поражала. Сейчас, спустя много десятков лет, земля затягивала в свои недра останки некогда величественных строений. Травы, подобно сотням рук, оплетали колонны, утаскивая вниз, в подземное царство забвения. Пройдёт ещё пара тысяч лет, и память о городе сохранят лишь Зверь и его мать.
В сумеречном провале окна мелькнула тень. Зверь почувствовал её присутствие и обернулся. Он замер на камне, позволяя душе подойти к нему. Это была душа девушки-танцовщицы. Зверь видел её на базарной площади. Прекрасная танцовщица всегда звала молчаливого мужчину потанцевать с ней. Девушка любила этот город и искренне хотела, чтобы все в нём были счастливы. Звонко и заливисто смеялась она, когда Зверь неразборчиво бурчал отказ. Он никогда не соглашался танцевать. Девушка, не прекращая смеяться, уговаривала «угрюмого путника» (как она, бывало, звала его) перестать хмуриться и начать веселиться. Как-то она даже обратилась к его матери, прося отпустить потанцевать. Видимо, танцовщица отчего-то решила, будто он слуга. Мать тогда лишь развела руками, предоставляя ему выбор. Если бы она приказала, Зверь бы, конечно, пошёл. Но идти просто так? Нет. Девушка тогда обиделась. На помощь ей пришли люди. Танцовщицу любили за бойкий нрав и задор. Люди тянули зверя в центр площади, к музыкантам. Но он не шевелился, точно превратился в каменную статую. Он даже своей руки не дал им поднять. Когда же изумлённые странным поведением молчаливого путника жители стали заглядывать ему под капюшон в глаза, их улыбки меркли, смех обрывался, лица делались пустыми, и они
– Это ты? Тот угрюмый путник? – спросила девушка.
Зверь повёл головой в знак согласия. Затем фыркнул.
– Да, тебе вечно не нравилось, когда я тебя так звала, – она повеселела. —Удивительно, теперь я могу смотреть тебе в глаза. Раньше не могла. Но почему ты стал… таким?
Зверь снова фыркнул.
– Ну, хорошо, как скажешь. Тебе в морду, – поправилась она. Теперь она не просто улыбалась, она смеялась, смеялась так искренне, как только может страдающая душа. – Ты не ответил, – мягко укорила она зверя.
Зверь распушил гриву в знак крайнего раздражения. «Ты умерла, вот и смотришь теперь!» – читалось в его взгляде.
Потом он задумался, на что-то решаясь, наклонил морду, подставляя лоб и смыкая двойные, перекрёстные веки. Зверь ждал.
Девушка поняла его без слов. Она прижалась к его лбу и передавала всю боль что испытала. Раны зверя стали глубже и шире, но он не обратил на них внимания. Когда он впитал всю её боль, она испарилась. Зверю показалось, что он видел, будто растворяясь, она улыбалась ему. Разумеется, это ему лишь привиделось. Зверь тряхнул мордой, прогоняя очередное наваждение.
Он спрыгнул с обломка ратуши и побежал ещё быстрее. Густой мех скрыл безобразные раны, а через несколько минут они и вовсе затянулись. К тому времени зверь бежал уже так быстро, что мог обогнать ветер. Впереди, покрытый густым туманом, маячил ещё один город. Зверь недовольно заворчал. Он не любил туман. В тумане многое сокрыто. И это далеко не всегда простые души. Сбоку раздалось сипение, затем крики и предсмертные хрипы. Зверь оскалился и зарычал, но черноокий мертвец уже перекусил жертве горло, и та превращалась в такую же тварь. Зверь не без отвращения размозжил обоим головы и переправил душу жертвы на тот свет. Душа мертвеца уже давно оторвалась от тела и теперь где-то блуждала. Зверь опять недовольно заворчал. Ему не нравился этот туман. Он скрывал запахи. Ему не нравилось, что они пришли в его владения. Пусть пока ещё самые слабые виды, но ведь раньше их не было вовсе. А дряни одни не приходят, это зверь хорошо помнил. Скоро придут другие, значит, нужно спешить. Нужно закончить обход и поговорить с… Зверь поморщился от отвращения и не стал додумывать мысль. Создатель чернооких был омерзительным существом. Впрочем, разве мог кто-то хороший породить одновременно этих убогих и жестоких чудовищ?
Зверь затрусил к городу. Начинался мелкий дождь. И без того немногочисленные выжившие горожане бежали в рассыпную от зверя. Они слишком хорошо помнят приход чернооких. Зверь проверил город, расправился с ещё двумя ожившими, или ходячими, как он называл их про себя, переправил все нашедшиеся души на тот свет и поспешил покинуть город. Этот, в отличие от предыдущего, всегда был спокойным. Жизнь здесь не бурлила, а текла размеренно и сонно. Дома были аккуратны и ухожены. Ничего лишнего. Но всё очень опрятно. Зверю здесь нравилось. Теперь же от жителей остался едва ли каждый пятнадцатый, а то и двадцать пятый. Большую часть перебили, а тех, что выжили, покосили голод и болезни.
Грустно было смотреть на обветшалые сырые хибары и полуразрушенные здания. Зверь вздохнул и опустил голову. Он больше не бежал. Так, уныло брёл по узкой просёлочной дороге. Раньше он надеялся, что это лишь кошмар, одна из маловероятных реальностей, что часто снились ему. Но кошмар не заканчивался, и Зверь перестал верить в сны. Он и до этого не сильно в них верил. Дорога тем временем превратилась в тропинку, едва различимую в густой траве. По ней давно не ходили. Некому было ходить. Тем более тропинка вела в лес, а леса стали прибежищами чернооких.
Зверь внимательно оглядел вздымающиеся перед ним вековые сосны. Между ними было также туманно, сыро и промозгло, как и на тропинке. Дальше пяти лилей1 было ничего не видно. Этот лес казался мёртвым, хотя так оно и было. Обычно, уже на подходе к пролеску зверь слышал перешёптывания деревьев, пение ветра, голоса травы и цветов. Здесь же была оглушающая тишина. Зверь переступил с лапы на лапу, подумал ещё немного и затрусил в лес. Всё-таки в обход идти далеко, через лес он быстрее доберётся. А дряни… а где их сейчас нет?