Шаман. Орбитальный драйв. Звезды кормят тьму
Шрифт:
Мальчишка улыбался, и солнце светило сквозь него.
– Привет. – Сказал Яр. Как всегда, когда начиналась настоящая работа, его захватила волна абсолютной сосредоточенности, устойчивого равновесия на тонкой грани между заинтересованностью в деле и равнодушным ожиданием результата. – Тебе не скучно здесь?
Мальчишка качнул головой.
– Здесь не скучно. Здесь спокойно.
Яр рассматривал собеседника. Вот значит, как выглядел Данька в его тринадцать лет. В его безумные тринадцать лет. Похищение, гипноз и медикаментозное промывание
– Как ты думаешь – тот, от кого ты ушел, действительно убил всех тех, в убийстве кого его обвиняют?
Мальчишка пожал плечами.
– Нет, конечно. Он убил нескольких, но потом. Здесь. В тюрьме. Другого выхода не было.
По тому, как мальчишка проговорил это нарочито нейтральным тоном, Яр понял, что это та самая петля, с которой надо начинать распутывать весь клубок.
– Думаешь, он имел право?
Мальчишка опять улыбнулся.
– Вопрос выживания.
– Ты поэтому не ушел от него тогда? Потому что у него просто не было другого выхода?
– Нет.
Мальчишка рассматривал Яра прозрачными глазами и словно подбирал нужные слова.
– Я хотел уйти. Но удержался.
– …До того как началось всё вот это?..
Яр обвел широким жестом раскрытой ладони дымящиеся развалины бараков и покачивающиеся на легком весеннем ветерке истерзанные трупы на ветках.
– Да.
– Почему же ты ушел именно сейчас, а не тогда?
Яр нарочито задавал самые очевидные вопросы. Так было надо.
Мальчишка… Часть души, фрагмент личности Данилы, этот живой сгусток его энергии, застрявший в далёком прошлом, в чёрном от копоти, запекшейся крови и человеческой злобы застенке детства… Он должен был, прежде всего, сам понять причину, по которой остался здесь. Только тогда появится надежда, что он изменит своё первоначальное решение.
– Я же сказал, – в голосе мальчишки появилось раздражение, – это был вопрос выживания. Ты не понимаешь?!
– Объясни. – Попросил Яр со спокойным упрямством.
Солнечный луч скрылся за тучами, и Яру показалось, что он видит, как фиолетовой синевой снегового облака налились темные глаза мальчишки на дереве.
– Ты не понимаешь?!
– Объясни.
На бледных губах мальчишки снова расцвела улыбка. Улыбка, в которой не было ни веселья, ни радости.
– Те, кого он убивал раньше… тут, в тюрьме – это было… ненамеренно. Всё, что происходило до этого…
– …Бунта?..
– Да. А потом всё изменилось.
Мальчишка замолчал.
Яр ждал.
– В основном оружие оставалось у охраны… – проговорил-пробормотал мальчишка. – Во время бунта заключенные захватили несколько бластеров, но… – И повторил. – В основном оружие оставалось у охраны…
И снова молчание.
– Ему надо было настроить себя на то, чтобы убивать сразу. Настроить себя на убийство. Он не мог. – Мальчишка слабо улыбнулся. – Несмотря на всё его каратэ.
–
Собеседник кивнул.
– Что-то вроде того.
– И тогда ты решил уйти.
Мальчишка кивнул снова. И пояснил:
– Пока я был с ним, он помнил каждого, кому причинил зло. Даже тех, кто этого заслуживал. С таким подходом он не выжил бы здесь.
– И когда начался бунт…
– Да. Я ушёл. И это ему помогло. Он победил и остался жив.
Яр рассматривал мальчишку, ожидая момента, когда вдохновение подскажет ему нужные слова.
– Ты прав. Ты помог ему выжить. Он прошел через ад и вырвался на свободу.
Мальчишка слабо улыбнулся.
– И именно поэтому, – продолжил Яр, – я прошу тебя вернуться к нему.
– Зачем?
В голосе мальчишки не было ни капли враждебности. Только усталое удивление.
– Ему плохо без тебя. Ты часть мозаики. Элемент системы. Тот элемент, без которого вся система не работает, так как надо.
Мальчишка молчал.
– Ты можешь ставить условия, на которых вернешься и будешь оставаться.
– Любые?
Яр, помедлив, ответил:
– Да. Любые.
Мальчишка кивнул и принялся говорить.
Яр внимательно слушал его, а когда под деревьями, с висящими на них мертвецами, снова стало тихо, Яр протянул руку и раскрыл ладонь.
Мальчишка кивнул и спрыгнул вниз, стремительно уменьшаясь.
До размеров котенка.
До размеров игрушечного солдатика.
До размеров песчинки.
4
Вернувшись, Яр вздрогнул от холода.
Обычно теплое скальное дерево шаманского посоха сейчас было ледяным. Холод пронзал руку до локтя.
Данила, уронив голову, с закрытым глазами сидел у догорающего костра. С неба Альса равнодушно лился звездный свет. Яр разжал левый кулак и, подойдя к Даниле, коснулся пальцами его лба. И услышал одобрительное рычание цхара.
Всё было сделано как надо. И всё же что-то было не так.
5
С первыми звуками шелеста-перестука шаманского посоха Яра, Данила словно рухнул в пропасть, полную почти осязаемой плотной темноты.
А потом темнота вокруг вспыхнула нестерпимо ярким светом и ад, который он так хотел бы забыть, упал на глаза красно-черной завесой, словно старая бабушкина шаль. Мозг взорвался от криков боли, взвизгов бластеров, грохота рушащихся стен и треска пламени.
Это продолжалось бесконечно долго, но кончилось в одно мгновение.
…Он стоял посреди кают-компании орденского крейсера. Здесь не было ничего целого, даже столешница большого круглого стола была разломана на несколько частей, а негорючий пластик стенных панелей был в дырах и подпалинах от бластерных выстрелов.
И тела. Трупы в силовой броне с вывернутыми руками и расколотыми прозрачными забралами устилали почти весь пол.
Он помнил это место. И он помнил, кто это сделал.