Шаман
Шрифт:
В иркутском военном госпитале Пётр пролежал шесть месяцев. В сентябре 1905-го года решением медицинской комиссии его досрочно уволили в запас. Так, вместо положенных двух лет, служба Петра продлилась всего год, правда, очень суровой ценой: хоть рана от первой пули, попавшей в плечо, оказалась не слишком серьёзной (пуля проскользнула мимо костей, артерий и нервов, оставив после себя лишь два шрама, две отметины на коже), вторая была злосчастной, с последствиями для организма.
Тяжёлое ранение с раздроблением кости имперские медики искусно залечили, избавив Петра от костылей, но до сих пор, даже спустя три года, нога в области бедра время от времени немела и ныла тугой продолжительной болью. Такое случалось всегда под воздействием больших физических нагрузок, переохлаждения или даже когда Пётр сильно нервничал. Во время приступов он начинал хромать и прилагать огромные, нечеловеческие усилия, чтобы этого не замечали окружающие (за такой недуг из сыскной полиции могли запросто выставить).
После госпиталя Пётр на протяжении четырёх
В январе 1906-го года Пётр, как всякий своенравный, дерзкий, амбициозный двадцатидвухлетний максималист, уверенный в своей исключительности, не стал пользоваться окольными путями, а пошёл вперёд, прямо на амбразуры – не без определённой хитрости он добился личного приёма начальника уголовного сыска Петербурга Филиппова. Тот оказался ошарашен как нахальством юнца, явившегося к нему с прошением о принятии на службу, так и остроумной оперативной комбинацией, с помощью которой тот безо всякого противодействия дежурных пробился к нему в кабинет. В тот час Пётр познакомился с твёрдой рукой Елагина, который в здании сыскного отделения нёс суточную службу при дежурной части. По распоряжению Филиппова Елагин спустил Петра по лестнице и, как он ни изворачивался, сумел выволочь его на улицу. Несмотря на то, что Пётр сам был не слабой комплекции и с юности регулярно занимался физкультурой с гирями, упорствовать Елагину сил у него не оказалось – тот был чертовски силён. Спустившись на шум, Филиппов внимательно осмотрел запыхавшегося юнца в разорванном полушубке, увидел на помятом армейском кителе под ним Георгиевский крест (Пётр надел его, чтобы произвести впечатление, но не успел), посмотрел на сопровождающего его невысокого коренастого полицейского в мундире, которым оказался чиновник для поручений, командир летучего отряда Петровский, и повелел тому зачислить наглеца в полицейский резерв, установив над ним присмотр.
Вот так началась полицейская карьера Петра в петербуржском уголовном сыске.
С марта по июнь он прошёл расширенное обучение в подготовительной школе полицейского резерва, где постигал основы уголовного права, регламентировавшие полицейскую службу нормативно-правовые акты, уставы, делопроизводство и антропометрию. Параллельно обучению под руководством Петровского он проходил практическую подготовку в летучем отряде: с другими надзирателями совершал обходы для задержания преступников, вникал в сложное устройство уголовного мира Петербурга. После сдачи экзаменов он в должности полицейского надзирателя уголовного сыска приступил к службе в Четвёртом полицейском отделении Санкт-Петербурга, в Первом участке Выборгской части, расположенном в северной части города 14 .
14
В первой половине 1906-го года Санкт-Петербург имел деление на 43 полицейских участка, которые полностью покрывали город. Позже участков стало 46. К каждому были приставлены от одного до трёх надзирателей уголовного сыска для работы по своему профилю.
В уголовном сыске, где возраст сотрудников располагался в диапазоне от двадцати пяти до сорока пяти лет, Пётр оказался самым молодым сыщиком, но при этом одним из самых результативных. В январе 1906-го года, дав шанс дерзкому двадцатидвухлетнему наглецу проявить себя, Филиппов не прогадал. За два года службы Петру удалось раскрыть пять запутанных убийств и двенадцать грабежей, что было выдающимся результатом – многие надзиратели сыска не могли похвастаться таковым и за десять лет своей службы.
Любимцем Филиппова Пётр стал в октябре 1906-го года, когда ему буквально в одиночку удалось распутать сложнейшее дело убийства купца на Выборгской набережной. Это было его первое расследованное убийство, запомнившееся сыску «делом Серебряного кольца».
Во время нападения трёх разбойников, вооружённых револьверами, на зажиточный купеческий дом хозяин был застрелен, а жена с двумя дочерями тяжело ранены. Забрав с собой награбленные ценности, трое злоумышленников, лица которых были не видны под шарфами, скрылись задолго до прибытия на место происшествия полиции. Никаких примет по ним не было. Мать и двое дочерей, тяжело раненые и вдобавок избитые, находились в шоковом состоянии и поэтому никаких деталей по внешнему виду негодяев не запомнили 15 . Дело выглядело абсолютно бесперспективным.
15
Дактилоскопию Филиппов начал использовать в петербуржском сыске с декабря 1907-го года. Соответственно, до декабря 1907-го года отпечатки пальцев преступников на месте преступлений в Петербурге не фиксировались.
Пётр, отправленный новым помощником Филиппова Кошко (недавно пришедшим в уголовный сыск из дворцовой полиции) в госпиталь для опроса младшей дочери купца (которой один из нападавших сперва выстрелил в живот, а затем сильно избил), обратил внимание на ссадины потерпевшей. На нежной коже девичьего лица отпечатался повторённый в двух местах странный след от левого кулака: плотно прилегающие друг к другу едва заметные косые чёрточки. Предположив, что такие следы могло оставить кольцо, расположенное на среднем пальце злоумышленника, Пётр доложил об этом Кошко. Фотограф сыскного отделения, немедленно высланный тем в госпиталь, произвёл съёмку этих отпечатков. С распечатанной фотографией Пётр отправился по ювелирным магазинам Петербурга и после нескольких дней мытарств сумел обнаружить серебряное кольцо в виде змейки, форма которого подходила под отметины. Колец таких петербуржским ювелиром было отлито всего двенадцать штук, поэтому покупателей одиннадцати из них установили. Выяснилось, что у одной покупательницы, довольно полной дамы преклонных лет, кольцо отобрал уличный грабитель. Под угрозой револьвера его пришлось отдать. Лицо грабителя было сокрыто шарфом, но женщине удалось разглядеть, что у того отсутствовало левое ухо, словно отрезанное.
По этой примете Петру удалось отыскать разбойника, подключив своих осведомителей из питейных заведений города. Филёры 16 выяснили место его жительства, и когда два его подельника пришли к нему распивать крепкие напитки, группа летучего отряда, возглавляемая Елагиным, со стрельбой и рукоприкладством их при сопротивлении задержала.
Но на этом история не закончилась. Эти три разбойника были связаны с революционно-террористическим подпольем, которому отдавали часть выручки с награбленного. Лишившись своих активных кредиторов, революционеры решили Петру отомстить и перед непосредственным на него нападением устроили за ним слежку, которую он на своё счастье вовремя заметил. Только это спасло его от смерти. Отстреливаясь из револьвера, ему удалось убежать. Лица нападавших он запомнил, и когда через день в больницу обратился подходящий под описание человек с простреленной рукой (в связи с чем у него пошло острое воспаление), его задержали надзиратели летучего отряда. На допросах выяснилось, что он является членом революционно-террористического подполья. Делом занялась жандармерия, а Филиппов, чтобы уберечь Петра, перевёл его служить в Первый участок Нарвской части, расположенный в центре Петербурга, где революционеры предпочитали не беспределить.
16
Филёры – агенты наружного наблюдения.
За раскрытие убийства купца и содействие в выявлении ячейки революционно-террористического подполья Пётр был награждён царём медалью «За усердие» и вторым разрядом надзирателя «досрочно, вне правил». С этого времени он стал числиться у Филиппова и Кошко на особом счету. Летом 1907-го года за раскрытие убийства городового 17 Пётр получил свой первый чин Табели о рангах – «коллежский регистратор». С того дня на его петлицах появилось по одной серебряной звёздочке. В декабре 1907-го года за раскрытие ещё двух убийств он был награждён первым, высшим разрядом надзирателя «досрочно, вне правил». И вот неделю назад, 10-го апреля 1908-го года, он вышел на кульминацию своей карьеры сыскного надзирателя – за раскрытие «дела Шамана» он получил от царя высший для надзирателя чин Табели о рангах – «губернский секретарь». Отныне завистливые надзиратели типа Елагина могли ему хамить хотя бы уже не командным голосом. Выше была только должность чиновника для поручений – достаточно комфортная работа в кабинете сыскного отделения.
17
Городовой – рядовой сотрудник полиции.
После «дела Шамана» Филиппов уже не скрывал к Петру своих симпатий даже публично, ставя его в пример остальным надзирателям. Пётр такое отношение к себе ценил, потому что Владимира Гавриловича он чтил, зная, под начальствованием какого достойного человека ему посчастливилось служить.
Возвращаясь к «делу Шамана», в середине марта текущего, 1908-го года Пётр прибыл в Степановку для помощи судебному следователю в поиске орудия убийства детей.
Местные встретили его по-разному – кто-то с интересом, кто-то настороженно, кто-то даже раздражённо. Для них преступление считалось раскрытым, вина Шамана очевидной, а новый интерес петербуржской полиции к тихой скромной деревушке странным.
Полицейского чиновника в шинели с петлицами коллежского регистратора, шапке с петербуржским гербом, с револьвером в лаковой кобуре да с кожаным портфелем в руке они восприняли в целом испуганно. Даже необычное безусое лицо очень молодого сыщика чувства трепета в них не снижало, и обращались они к нему «Ваше благородие», с почтением. Георгиевский крест с медалью «За усердие» на сюртуке под шинелью завершал облик грозного столичного надзирателя.
В первый день Пётр внимательно изучил место преступления, лес вокруг него, побродил по деревне, переговорил с несколькими семьями, познакомившись с людьми, много приглядывался, запоминал, записывал. Обыск дома Шамана (на что имелось письменное разрешение судебного следователя), опечатанного, пустующего, промёрзшего, Пётр отложил на следующий день, поскольку процедура эта по «Судебному уставу» требовала присутствия понятых и составления протокола.