Шаман
Шрифт:
Когда Холден поднялся и откланялся, она, казалось, ждала чего-то, то и дело поглядывая на епископа.
Шаман уже виделся и беседовал с епископом на ферме. Теперь он подсел к нему поближе и, когда появилась такая возможность, обратился к нему:
— Ваше преосвященство, вы видите это кресло позади меня?
Епископ озадаченно кивнул:
— Да, конечно.
— Ваше преосвященство, это кресло монахини везли с собой через прерию, когда впервые ехали в этот город. Они зовут его креслом епископа. И они всегда мечтали о том, что в один прекрасный день к ним приедет епископ
Епископ Дагэн с серьезным видом кивнул, но его глаза загорелись.
— Доктор Коул, я вижу, вы далеко пойдете, — сказал он.
Епископ был предусмотрительным человеком. Вначале он подошел к конгрессмену и обсудил с ним будущее армейских капелланов в мирное время. Спустя пару минут он вернулся к матушке Мириам Фероции.
— Отойдем в сторонку, матушка, — предложил он. — Нам нужно поговорить.
Он придвинул поближе обычный стул, чтобы на него могла сесть матушка, а сам с удовольствием сел в кресло епископа.
Вскоре они с головой ушли в беседу о делах монастыря. Матушка Мириам Фероция ровно сидела на стуле, не касаясь спинки, и радовалась тому, что епископу было удобно на особом месте, которое принадлежало ему по праву; он покойно оперся на спинку кресла и положил руки на мягкие поручни. Сестра Мария Селестина, подававшая пирожки, заметила, как сияет лицо ее настоятельницы. Она взглянула на сестру Марию Бенедикту, которая как раз наливала гостям кофе, и они обе улыбнулись.
Утром следующего дня, после приема в монастыре, на ферму Коулов приехала бричка шерифа, который вместе со своим заместителем привез тело полной женщины средних лет с длинными русыми волосами. Шериф не знал, кто она. Ее нашли мертвой в крытой грузовой повозке, в которой в лавку Гаскинса привезли мешки с сахаром и мукой.
— Мы думаем, что она забралась в повозку в Рок-Айленде, но там ее тоже никто не видел, о ней совершенно ничего не известно, — посетовал шериф.
Они отнесли ее в сарай и положили на стол, после чего кивнули и уехали.
— Урок анатомии, — сказал Шаман Алексу.
Они раздели ее. Она была вся в грязи, поэтому вначале Шаман вычесал у нее из волос гнид и всякий мусор. Затем он взял скальпель, изготовленный для него Олденом, и сделал на ее груди первый надрез. Он вынул грудину и извлек ребра, поясняя брату, как правильно называются кости и внутренние органы и зачем он это делает, но когда Шаман посмотрел на брата, то увидел, что Алекс едва держится.
— Не важно, насколько пострадало человеческое тело; каждый живой организм — это чудо, которым нужно восхищаться и с которым нужно обращаться достойно. Когда человек умирает, душа — древние греки называли ее anemos —его покидает. До сих пор еще не утихают споры о том, умирает ли душа или уходит в какой-то другой мир… — Он улыбнулся, вспомнив, как то же самое ему рассказывали отец и Барни, и мысленно порадовался тому, что продолжает заложенную ими традицию. — Когда папа изучал медицину, у него был один преподаватель, который считал, что душа покидает тело так же, как человек уезжает из дома, где раньше жил. Папа всегда говорил, что нужно
Алекс кивнул. Шаман увидел, что теперь брат склонился над столом с искренним интересом и что его бледность начала отступать, когда он с увлечением начал наблюдать за тем, что делает его младший брат.
Джей вызвался учить Алекса химии и фармакологии. В тот день они устроились на крыльце дома Коулов и начали изучать химические элементы. Шаман сидел с ними рядом и, читая медицинский журнал, случайно задремал. Однако вскоре им пришлось отложить учебники, а Шаману — забыть о сне из-за приезда Ника Холдена. Алекс вежливо поздоровался с Ником, но в голосе его не звучала теплота.
Ник приехал попрощаться. Его снова утвердили на должность комиссара по делам индейцев, поэтому он должен был вернуться в Вашингтон.
— Президент Джонсон попросил вас остаться на прежнем посту? — спросил Шаман.
— Это лишь на время. Он обязательно назначит потом своего человека, даю руку на отсечение, — пояснил Ник с недовольной гримасой.
Он рассказал им, что Вашингтон весь полнился слухами о причастности бывшего вице-президента к убийству Линкольна.
— Говорят, нашли какую-то записку от Джона Уилкса Бута, адресованную Джонсону. И что в тот день, когда в Линкольна стреляли, Бут звонил Джонсону в отель и спрашивал о нем у портье, чтобы убедиться, что его нет на месте.
Шаман подумал, что репутацию в Вашингтоне уничтожить так же легко, как убить президента.
— А что говорит по этому поводу сам Джонсон?
— Он решил не обращать внимания на эти слухи. Он просто исполняет свои обязанности и ведет переговоры о финансовой поддержке для устранения дефицита, возникшего после войны.
— Никакие деньги не спасут страну от дефицита, — подал голос Джей. — Жертвами войны уже стали более миллиона раненых и погибших, и будут еще, потому что некоторые отряды конфедератов по-прежнему не сдались.
Они все умолкли, размышляя над ужасами войны.
— Что бы стало с нашей страной, если бы не было этой войны? — вдруг спросил Алекс. — Если бы Линкольн позволил Югу отделиться?
— Конфедерация долго не просуществовала бы, — ответил Джей. — Южане основали бы свое государство, в котором не было бы центрального правительства. Сразу началась бы смута. Конфедерацию разделили бы на небольшие регионы, которые превратились бы позднее в отдельные государства. Думаю, все эти государства, одно за другим, наверняка бы ослабли и пришли в упадок, после чего присоединились бы к Союзу.
— В Союзе также произошли изменения, — сказал Шаман. — Американская партия получила меньше всех голосов на последних выборах. Урожденные американцы видели, как в бою гибли ирландцы, немцы и скандинавы, которые были их дорогими друзьями, поэтому больше не хотят поддерживать нетерпимых политиков. Чикагская газета «Трибюн» пишет, что с «ничего не знающими» покончено!
— Счастливое избавление, — улыбнулся Алекс.
— Это была всего лишь одна из политических партий, — мягко сказал Ник.