Шанс. Подготовка к исполнению замысла. Книга 2
Шрифт:
«Как же с Павлом трудно!» – отмечаю про себя. Уже полчаса уговариваю его принять деньги и поддержки в лице Евгении Сергеевны нет. Сказать, что Павел был удивлен, когда я достал сверток с деньгами и озвучил сумму, было нельзя. Павел был просто шокирован, когда пацан запросто достал из простой сумки деньги в сумме, сопоставимой с ценой новых Жигулей и протянул ему. Еле уговорил его принять хотя бы десять процентов.
«Ничего. Он еще не привык к большим деньгам. Потом будет легче. Да и Евгения Сергеевна подключится. Женщины практичнее относятся к деньгам
– Пусть сюда приходит.
– Паша, это будет представитель воров, – предупреждаю.
– Ну и что? Это же будет музыкант, скорее всего, – легкомысленно удивляется моему недопониманию.
Телефонный звонок прозвучал, когда мы заканчивали записывать песни на Пашину пленку.
Пьем чай с печеньем Юбилейным, дожидаясь гостя.
Знакомлюсь и разглядываю парня, вероятно Пашиного ровесника. Одет в модный джинсовый костюм и бежевые мокасины. Длинные волосы, как у многих творческих людей. На пальце печатка, на шее «цепура», скорее всего золотые. Импортные наручные часы. «Упакован», – мысленно отмечаю.
При знакомстве парень, если и удивился моему возрасту, но эмоций не проявил. Назвался Севой и пожал мне руку, как равному. От чая отказался. Сообщил о своей миссии:
– Мне рекомендовали прицениться к вашим песням. «Все-таки не воспринимает меня, как автора текстов и музыки еще», – констатирую про себя.
– Как будешь слушать? С магнитофона или под гитару? – интересуюсь.
Почему-то мне кажется, что ему можно не «выкать».
– По-всякому. Давай с гитары начнем.
Беру гитару и пою «Извозчика», «Ушаночку», «Владимирский централ». Завершаю «Кольщиком». Павел подсовывает гостю нотную тетрадь и чего-то указывает, тыча пальцем. Парень впечатлен и не скрывает своего удивления.
– Дай, я попробую, – в азарте протягивает руку к гитаре.
Передаю инструмент. Он, заглядывая в нотную тетрадь, пробует несколько аккордов. Потом кивнув головой, начинает петь, глядя в текст с нотами и подыгрывая себе на гитаре. Павел, поворачиваясь к синтезатору, аккомпанирует ему.
«Похоже у Павла любимое место – вращающийся круглый стульчик у синтезатора. Большую часть времени, сколько его знаю, сидит на нем», – мелькает неожиданная мысль. «А Сева поет лучше меня», – завистливо отмечаю.
Парень удовлетворен.
– На пленке давайте прослушаем, – просит. – Еще, что есть у тебя? – поворачивается ко мне, когда закончилось воспроизведение.
– Больше пока ничего нет по этой тематике, – признаюсь. – Времени совсем нет. Только что из похода вернулся, – оправдываюсь. – Есть только дворовые, – предлагаю, замечая недовольную гримасу Севы.
– Давай, послушаю, – скептически соглашается.
Пою «Ребята с нашего двора» и «Старые друзья». По мере исполнения скептическое выражение его лица меняется на удивленно-заинтересованное.
– Некоторые слова, имена и названия можно подставить другие, близкие слушателям, – предлагаю по окончании.
Сева кивает, не сводя с меня глаз. Потом, чего-то решив, интересуется, кивая на магнитофон:
– На пленке есть запись?
– Нет, пока, – отвечаем вместе с Павлом.
– Давайте запишем, – предлагает.
Пишем две песни дополнительно. По окончании работы парень подходит к синтезатору и спросив разрешения у Павла, начинает наигрывать некоторые мелодии из песен. Начинают с Павлом чего-то обсуждать, спорить, проигрывая некоторые музыкальные отрезки. Потом достают нотные записи и иногда чего-то чиркают в них.
«Нашли сапоги пару», – иронизирую про себя, наблюдая за увлеченными музыкантами. Снова захотелось чая, но не стал мешать творческому процессу двух профессионалов.
Хлопнула входная дверь и на пороге комнаты появилась раскрасневшаяся Евгения Сергеевна.
– Здравствуйте мальчики! Ой, вы заняты? – замечает незнакомца, – я тогда позже зайду. Вы, наверное, голодные? Схожу, пробегусь по магазинам, – выпалила и тряхнув челкой, умчалась.
Павел, было, дернулся вслед, но остановился, услышав хлопок входной двери.
«Тормозит Паша», – мысленно отмечаю. Сева задумчиво посмотрев на нас, спрашивает меня:
– У тебя вроде есть еще песня. Про жизнь.
– «Так хочется жить!» – подсказываю название.
– Возможно, – пожимает плечами и смотрит на меня вопросительно.
– Об этой песне речи не было, – напоминаю. – Я ее уже продал, – информирую.
Видно, что Сева не доволен.
– Спеть можешь? – интересуется.
– Спеть могу, но эта песня, возможно, уже зарегистрирована в ВААПе под другим авторством и передана исполнителю, – предупреждаю его.
– Пой, хоть оценю, – машет кистью.
– Однако, – качает головой, прослушав, – действительно стоящая вещь.
– У кого песня не скажешь? – придя к какому-то решению, спрашивает.
– Коммерческая тайна, – сообщаю, мотая отрицательно головой, – Даже Павел не знает, – добавляю, отводя от друга возможные неприятности.
– Хорошо. Я знаю, какую цену ты просишь за песни. Я могу купить (тянется за нотной тетрадью) «Кольщика», «Владимирский централ» и «Ушаночку» за названную сумму. «Извозчик» – еще сырой и требует доработки. За него дам пятьсот рублей. За дворовые песни – по триста, – предлагает.
– «Извозчика» отдам за так. Сомневаюсь, что это полностью моя песня. Вроде бы, чего-то похожее слышал, – сообщаю. – А дворовые стоят значительно больше.
Сходимся на пятистах рублях за песню. Сева не скрывает своего удовольствия, убирая в дипломат бобину и нотные записи. Выкладывает на стол две банковские упаковки двадцатирублевок и десятирублевок и отсчитывает пятьсот рублей. Пишет на бумажке свой телефон и просит звонить ему в случае появления новых песен незамедлительно. Намекает, что за достойные песни сможет заплатить больше. Жмем руки и расстаемся почти друзьями.