Шантаж от Версаче

Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна

– Да… Когда уходил.

– Который был час?

– Начало двенадцатого… Точнее не могу сказать.

– Модель, номер запомнили?

– Номер нет, а модель… Кажется, это была шестерка.

– Ну, Андрей, ну порадовал! Прямо подарок сделал! – мотал головой Кис. – Ну, спасибо!

– Сдается мне, Кис, что ты знаешь эту машину! – тонко улыбнулась Александра. – Уж не того ли самого Анатолия…

– Того самого! Еще как того! Я самолично полюбовался ею перед входом в «Феникс»!

– Пошли! – вскочил Кис. – Все, у нас все есть!

Александра встала.

–

Извини, – обратилась она к Андрею, – что не можем остаться на чай.

А разве его кто-нибудь предлагал? – вновь озадачился Кис. Все-таки она нахалка, эта журналистка!

Александра снова расцеловалась с Андреем и дружески похлопала его по плечу, словно желая передать азбукой Морзе то, что она не сказала ему словами.

На улице, шагая рядом с Александрой к машине, Кис спросил обиженно:

– Почему ты мне ничего не сказала о том, что видела портфель, набитый документами?

– Потому что я его не видела!

Кис остановился:

– Как это?..

– Да так! Я это придумала! Ты сам сказал, что нанимаешь меня на роли…

– Это был чистый блеф?!

– Ага, – беспечно ответила Александра. – Согласись, если бы мы начали бубнить, что, мол, сдается нам, что на следующий день ты, Андрюшенька, вернулся в квартиру и сделал это по той простой причине, что решил, по зрелом размышлении, забрать все папки, виденные тобой накануне, то знаешь, что он бы нам ответил?

– Что он там уронил носовой платок…

– Ручку, зажигалку, ключ – все, что угодно! И вернулся за «этим». А так ему некуда было деваться. Даже свидетельство соседки не понадобилось.

– Слушай, ты не хочешь по совместительству поработать со мной, а? Хотя бы на полставочки? Я тебе платить буду… Или, хочешь, комнату в квартире выделю, как Ваньке…

– У меня есть работа, Кис. И деньги есть. И комната в собственной квартире.

– Да? – почесал в затылке Кис. – Верно… Чем же мне тебя соблазнить?

Александра искоса глянула на него.

Она бы сказала ему: любовью, Кис. Люби меня так, как уже любишь – даруя, но ничего не требуя взамен, не обязывая меня отвечать, оставляя мне свободу, чтобы прийти в себя душой и телом… А я, как дряхлый ветеран, погреюсь у ее костра, – может, и затихнут старые раны…

Но она не могла этого сказать, она не могла даже мысленно рассчитывать на подобное бескорыстие, при котором один дает все, а другой взамен – ничего…

И потому она ответила с несколько наигранной веселостью:

– Не хлопочи, Кис. Мы с Ксюшей уже и так у тебя в долгу… Впрочем, можешь купить мне мороженое. – И она указала на лоток, мимо которого они проезжали.

Сдав Александру на руки Ксюше с Реми, которые вовсю колдовали над приготовлением блюд для праздничного ужина – они ждали в гости родителей девушек, и Реми хотел во что бы то ни стало удивить всех своим гастрономическим мастерством, – Кис решил ехать, не откладывая, к Анатолию.

Его долго уламывали остаться на ужин. Кис капризничал: «Это дело семейное, при чем тут я?»

Все хором

расписывались ему в любви и дружбе, заглядывали в глаза и целовали в щеки.

Насилу уговорили. Однако, узнав, что до ужина еще есть полтора часа, Кис, клятвенно заверив всех, что непременно прибудет к торжествам, и отказавшись от предложения Реми поехать вместе, отправился к Анатолию.

Первым делом Кис бухнул на стол магнитофон и включил диалог Александры со Светланой Тимофеевной.

Анатолий Николаевич по мере прослушивания успел поменять на лице всю цветовую гамму: от зеленого до черного.

– Как вы могли… – дослушав, бессильно прохрипел он, ослабляя узел галстука. – Она мне звонила… Это конец!

– Конец вашему браку? Конец вашей карьере? Вы это имеете в виду?

– Вы еще смеете спрашивать!!!

– Тогда вы ничего не поняли, Анатолий Николаевич. Это на самом деле конец всему. Потому что вы убили Тимура. И у меня, помимо этой записи, есть другие доказательства.

Кис приврал. Не связанный, как милиция, процессуальным кодексом, он позволил себе некоторую хитрость и присоединил к «свидетелям» (то есть к Андрею, единственно имевшемуся в реальности) некую соседку Тимура, якобы видевшую Анатолия у подъезда. Он был уверен, что Александра выручит его очередной ролью в случае надобности дожать временного директора.

Безжалостно выложив «свидетельские показания», как реальные, так и сочиненные, он посмотрел на Анатолия.

Тот, однако, тяжело молчал, не глядя на детектива. Лицо его покрылось каплями пота, губы слегка шевелились, будто он шептал про себя некую речь.

Кис подождал, подумал и вновь заговорил:

– Хорошо, Анатолий Николаевич, зайдем с другой стороны. Вы человек деловой, коммерческий, и посему я вам предлагаю сделку. Завтра с утра уже не я, а милиция займется вами, и это вне зависимости от того, расскажете вы мне сейчас подробности вашего преступления или нет. Но если вы сейчас удостоите меня вашим признанием, то я удостою вас помощью в налаживании семейного конфликта: я лично вместе с той девушкой, что приходила к вашей супруге, объясню ей, что это был розыгрыш. И кассету, на которой вы запечатлены в сауне Тимура в оформлении голых женских тел, – вам подарю.

Анатолий все молчал, и Кис продолжил:

– Вы ведь дорожите вашим браком, не правда ли? Жену вы свою не любите, она, как вы позволяете себе заметить при посторонних, похожа на лягушку… Некрасивая и холодная – это вы вкладываете в сравнение? Вы помните детскую сказку, Анатолий? Как лягушка превращается в царевну? А помните, как заканчиваются сказки? «Сказка ложь, но в ней намек, добрым молодцам урок!» И урок заключается в том, что лягушка превращается в царевну тогда, когда ее любят… Да, Светлана Тимофеевна не станет красавицей, не помолодеет на пару десятков лет… Но если с ее лица исчезнет это выражение замкнутого высокомерия, эта злобная спесь – то она станет куда милее… А обаяние – это ведь даже сильнее, чем красота, вы со мной согласны? – посмотрел на него Кис.