Шапка Мономаха

Иртенина Наталья Валерьевна

– Так вы что – не торговые люди? – уставились на братьев тьмутараканцы.

Мстиша невинно округлил глаза, а Вахрамей наградил его затыльником.

– Торговые, торговые, – сказал старший Колыванович. – По княжьей торговле плывем.

– Слыхали мы, как вашего Мономаха погнал из Чернигова наш князь Олег… Восемнадцать против шестнадцати! Гребите сюда серебришко…

– Да и мы слыхали, как вас греки под себя подмяли, а посадника незрячим сделали.

– У посадника глаза отобрала Музалониха – женка Олегова. У греков

бабы боевитые. Про амазонок знаете?

– Это что за звери?

– Прежде в степях у Сурожского моря жило бабье племя – амазонки. Мужей себе брали с боя, да и то лишь для приплода. Наша Феофания, даром что из других краев, точь-в-точь та амазонка. Орогост потяпался с ней за город – получил свое. А не воюй с бабой… Снова игра наша. Монеты давайте.

– Ваш посадник нашему князю грамоту прислал, – невзначай уронил Вахрамей.

– А что князь? – насторожились рядовичи.

– Осерчал сильно. Хотел было на греков войной пойти. Аж на сам Царьград, как раньше с Руси ходили. Потом подумал и перехотел – дружины на греков не хватает.

– И чего?

– Ничего. – Младший Колыванович развел руками и ртом издал звук, будто пустил ветры. – Везет вам сегодня. Мухлюете, что ли?

– Кости-то ваши, мы ни при чем, – ухмылялись тьмутараканцы, сгребая серебро.

Вахрамей вывернул свою калиту – на стол выкатились два медных фоллиса. У Мстиши и того не обнаружилось.

– Маловато, – покривились рядовичи на медяки. – Ставьте вотолы, что ли. По одной на кон.

– Вот еще.

Братья пожалели плащей на куньем меху. Вахрамей задумался, а Мстиша стал крутить головой по сторонам – авось, подвернется годная мысль.

– О! Вон наша ставка.

У паперти небольшого храма вблизи постоялого двора клал кресты и поклоны чернец. Вахрамей усмехнулся.

– Монаха ставим, – подтвердил он.

– Как это монаха? Что это за ставка? – не соглашались тьмутараканцы. – На торгу его не продашь, он не раб. Не пойдет.

Вахрамей поманил их пальцем и, наклонясь над столом, тихо проговорил:

– Монах-то ряженый. А так он и есть холоп. Княжий. С нами в Тьмутаракань плывет.

– По княжьей торговле? – переглянулись отроки-рядовичи.

– По ней самой.

– А зачем холоп? Зачем ряженый?

– Так вам все и скажи, – хитро улыбался Мстиша.

– Да уже начали. И ставки у вас нет. Княжьего холопа не можете ставить на кон.

– Ну ладно, – молвил Вахрамей, – ставим на кон тайну Мономаха.

– Если ваша тайна окажется пустяшной, – пригрозили тьмутараканцы, – снимем с вас вотолы.

По очереди бросили кости. У Колывановичей снова выпало меньше.

– Не ваша сегодня игра, – снисходительно сказали рядовичи. – Выкладывайте.

– Ну… Только мы вам ничего не говорили, – предупредил Вахрамей. – Мономах со своими боярами так решил: коли нет сил отвоевать Тьмутаракань у греков, надо отомстить иначе. Пускай половцы возьмут город, пограбят, заберут полон. Потом вообще разнесут по камню.

– Ерундовина какая! – остолбенели тьмутараканцы. – Степнякам город не взять.

– Ну да, а монах на что?

– На что?

– Стенобитные орудия половцам построит. Он холоп ученый. По заморским землям шатался, пока к сарацинам в плен не попал, а оттуда на Русь.

– Так что вам прямая выгода прибрать к рукам ряженого чернеца, – добавил Мстиша. – А нам он тоже осточертел. Холоп, а командует как тысяцкий. Если и порешите его невзначай, худа не будет.

Отроки-тьмутараканцы вдруг засобирались. Ссыпали монеты в кошели, подвязали у поясов.

– Удачная была игра, – сказали. – Мы, пожалуй, пойдем, поделимся выигрышем со своими.

– Желаем не кашлять, – крикнул на прощанье Вахрамей.

Когда рядовичи ушли, братья перемигнулись и ударили по рукам.

– Сколько там воевода обещал нам серебра?

26

Вечером Горазд позвал Нестора и сообщил: с утра, если не переменится ветер, лодья отплывет от Корсуня. Вознеся молитву Николаю Угоднику, особо присматривающему с небес за странниками и мореходами, монах отправился во двор, подышать воздухом. В темноте сеял мелкий колючий дождь. Съежившись, Нестор добежал до афедрона, как греки называли дыру в каменной плите над сливом нечистот. Плеснув на руки из корчаги, заспешил обратно, но тут его окликнули. Под навесом летней поварни прятался от сырости младший из братьев Колывановичей.

– Чего тебе, чадо?

– Там это… – замялся отрок, – богомолец на улице. Просит какого-нибудь попа или монаха. Помирает вроде.

– Что ж сюда его не привел, недогадливый? – укорил Нестор. – Где он?

– Да там, повернешь сразу за угол, увидишь.

Монах заторопился к выходу со двора. Мстиша остался под навесом. Перешагивая лужи, Нестор подумал, что напрасно осерчал на отрока. Пускай тот лишь наполовину сделал дело – но все же доброе дело, не злое. Любовь к ближнему начинается с малого ростка. Чтоб росток не зачах, монах наказал себе повиниться перед дружинником.

Почти на ощупь свернув во тьме за угол, Нестор выкрикнул богомольца. Никто не отозвался. Напрягая зрение, он прошел несколько шагов. Шуршал дождь, насвистывал ветер. А затем перед глазами посыпались от удара искры…

Очнувшись, он попытался понять, что изменилось. Все в той же темноте так же накрапывал дождь-сеянец и гулял ветер. Только гул моря стал сильнее, ближе – совсем близко. Казалось – протяни руку и ее лизнут волны. Но как раз вытянуть руку он не мог. Запястья сдавливала веревка, ноги также связаны. В бок, на котором лежал, впиявливалось нечто ребристое. Голова гудела как чугунок от ударов оловянной поварешки.