Шарлотта Корде

Морозова Елена Вячеславовна

Несмотря на орфографические ошибки, Шарлотта любила писать. Она сочиняла молитвы, по просьбе монахинь охотно копировала списки церковных праздников и текущих дел, сочиняла стихи, стараясь подражать александрийскому стиху своего великого предка. Известно пространное наставление семнадцатилетней Шарлотты ее старшему брату, Жаку Франсуа Алексису. Напомнив брату о краткости земного бытия, восторженная воспитанница сестер-бенедиктинок советовала ему не омрачать сей миг забвением Господа, а служить Ему с самых первых шагов сознательной жизни.

Мне ты явился, брат; и здесь, в глуши моей, Видения сего нет для меня милей. Давай же закрепим до гроба наш союз, Ведь единенье душ сильнее кровных уз. В беседах дружеских, подаренных судьбой, По-братски мыслями делилась я с тобой; Но все же главное осталось мне сказать. Едва расстались мы, спешу тебе писать. Ты честно, преданно долг исполняешь

свой, Ни зависть, ни корысть не властны над тобой, И справедливости повсюду ищет ум, Есть благородство фраз и благородство дум; Твои таланты, брат, известны мне давно. Но мир ведет им счет, а Богу все равно. <...> Так вот Он, Бог Живой, распятый словно вор, Он видит нас насквозь, вниз простирая взор. Не думай, что тебя полюбит нежно, — нет, Когда придешь к Нему иссохшим как скелет, Когда на лбу твоем судьбина проскребет Морщины как следы печалей и забот И путь неверный свой забудешь ты, слепец, И будет волновать не путь, а лишь конец. Остановись, прошу, ни ночью и ни днем Ты с юности, Корде, не забывай о Нем… <...> Отдай Ему всю жизнь: свой труд и свой досуг; Без Господа, поверь, все тщетно, милый друг. Беги от всех красот, что соблазнят стократ: Господь, один Господь достоин сердца, брат… Вот я пишу тебе, так помни же о Том, Кто вдохновил меня, водил моим пером. Пусть добрые скорей исполнятся мечты, Пусть больше, чем мечтал, исполнить сможешь ты [23] .

23

Пер. А. Полякова.

Когда увлеченность монастырской жизнью прошла и многие обязанности сделались тоскливыми и неинтересными, Шарлотта тем не менее не помышляла покинуть монастырь, ибо дома ее ожидали еще более скучные хозяйственные хлопоты, возможно, попытки пристроить ее замуж и отсутствие родственной души. В 1787 году любимая подруга Александрии де Форбен по желанию родителей отправилась в монастырь в Троарне, чтобы занять там место канониссы. Младшая сестра Элеонора, которую одни считали умной и утонченной, а другие не слишком сведущей и малообразованной, в отличие от старшей сестры находила общий язык с отцом. «Мне кажется более привлекательным подчиняться уставу, который выбрала я, нежели воле того лица, которое выбрали для меня», — размышляла Шарлотта. Наверное, исправное исполнение повседневных монастырских обязанностей для обуреваемой неясными и возвышенными устремлениями Шарлотты в то время являлось настоящим подвигом.

В 1786 году в Нормандии начался кризис, порожденный опрометчивым договором о товарообмене с Англией и рядом неурожайных лет, приведших к упадку промышленности и обнищанию сельского населения. На рынках часто возникали скандалы, нищие сбивались в банды и нападали на путников в лесах и на дорогах. Весной 1789 года, когда рабочие столичного Сент-Антуанского предместья громили дом крупного промышленника Ревельона, в Руане беднота разбивала ткацкие станки местных фабрикантов. Нормандские крестьяне поджигали замки, а в городах народ требовал твердых цен на продовольствие. Королевский двор лихорадило, король то увольнял, то возвращал на пост генерального контролера финансов умеренного реформатора Неккера, но никакие меры не помогали: государство постепенно соскальзывало в финансовую пропасть. Созванная Людовиком XVI Ассамблея нотаблей казну пополнить не сумела, и король решился на крайний шаг — объявил созыв Генеральных штатов, представительного собрания всех трех сословий, не созывавшегося с 1614 года. Перед всеми провинциями встал острый вопрос — составление наказов депутатам и выборы в Генеральные штаты, назначенные на май 1789 года. Процедура составления наказов, охватившая всю страну, привела к практически поголовной политизации общества.

Просветители просвещали душу, готовили ее к превратностям судьбы и учили уважать ближнего; сентиментальные руссоисты уповали на чувства и призывали вернуться в «естественное состояние», не очень хорошо представляя, какое состояние считать «естественным». Тяга к всеобщим переменам порождала тайные организации, способствовавшие обострению мистического воображения самых широких слоев населения. В масонских ложах дворяне сидели рядом с выходцами из третьего сословия. Общество попало под обаяние чудесного, замешанного на сентиментальности и античных добродетелях. Масоны проповедовали социальные идеи равенства и братства, в их речах звучала будущая терминология революции. Постепенно формировалась новая сила — общественное мнение, которой, по словам Луи Себастьяна Мерсье, сопротивляться было невозможно. Увеличивались тиражи провинциальных «Афиш» (Affiches): эти листки объявлений постепенно заполнялись разнообразной информацией — сначала бытового характера (кулинарные рецепты), а потом и социально-политического.

Проникнувшись новыми веяниями, Дульсе де Понтекулан, принимавший активное участие в составлении наказов, отказался баллотироваться в депутаты от дворянства и выставил свою кандидатуру от третьего сословия. Отец Шарлотты, исполнявший в это время обязанности синдика в приходе Мениль-Имбер, на волне всеобщего воодушевления быстро составил и подал записку в поддержку пропорционального налогообложения состояний:

«Надобно, чтобы налоги, идущие на общую пользу, вносили в казну все без исключения.

Надобно,

чтобы размер взимаемого налога был сообразен размеру состояния.

Наконец, надобно, чтобы налоги определяли люди знающие, которым известны наши интересы, наши нужды и потребности, и которые могли бы определить вклад каждого в общую казну, а затем и проследить, дабы налоги сии пошли на цели, определенные заранее, а не неизвестно куда».

Вопрос о равенстве, отравивший жизнь Корде д'Армона, в надвигавшейся революционной буре вставал очень остро. Правда, волновал он не столько дворянство, сколько пробудившееся третье сословие, выдвигавшее на первое место требование гражданского равенства. А дворянин Корде д'Армон, несостоявшийся офицер и малоимущий землевладелец, законно обделенный наследством и незаконно — приданым супруги, ратовал за равенство в сфере распределения. Выступая оппонентом некоего де Фрондевиля, опубликовавшего брошюру в защиту майората, Корде, вооружившись «Общественным договором» Руссо, писал: «В приходе, где я проживаю, имеется около сорока дымов; пять шестых этой земли принадлежат восьмерым хозяевам, а на долю оставшихся тридцати приходится всего лишь одна шестая часть». Маленькие участки земли обрабатывать удобнее, а потому и пользы от них больше; пусть каждый возделывает свой личный садик, и это будет справедливо, считал отец Шарлотты, «друг Платона, но более всего друг истины», как подписал он одну из своих брошюр. 4 августа 1789 года Законодательное собрание торжественно поддержало благородный порыв дворянства отказаться от привилегий. Приветствуя это решение и полагая его законным и справедливым, Корде д'Армон тотчас взялся за перо: на этот раз главной темой его опусов стала критика неравенства при распределении наследства. Автор отстаивал права младших сыновей и дочерей на долю семейного имущества. «Согласен, — отвечал он своим оппонентам, — наши дочери возьмут с собой свою долю, и она станет достоянием наших соседей. Но и вы признайте, что дочери соседей, выйдя замуж за ваших сыновей, вернут вам утраченное». Таким образом — возможно, сам до конца не осознавая значение своих предложений — Корде д'Армон выступил поборником женского равноправия при разделе наследства. Когда же 15 марта 1790 года приняли закон об отмене майората, Корде испытал истинное удовлетворение: ведь он тоже внес свою лепту в борьбу против ненавистного пережитка прошлого! Правда, в ряде провинций, в том числе и в Нормандии, вместе с отменой майората от дележа наследства отстранили лиц женского пола.

Шарлотта была в курсе полемических выступлений отца. Предполагают даже, что она иногда помогала ему составлять крамольные для феодального порядка брошюры. Однако несмотря на готовность обоих к переменам, общего языка со старшей дочерью отец не находил. Именно поэтому ряд биографов утверждает, что помощником и секретарем месье Корде стала его младшая дочь, Элеонора, хотя она — по сравнению с сестрой — хуже усваивала премудрости наук. Приверженностью к республиканским идеалам месье Корде никогда не отличался: его вполне устраивала конституционная монархия. Шарлотта же в отмене привилегий видела первый шаг к установлению республики, идеального государства, прочно занявшего место в ее воображаемом мире.

Ряд биографов утверждают, что недолгое время Шарлотта состояла в переписке с Ипполитом Бугон-Лонгрэ, энергичным молодым человеком, принявшим активное участие в революционных преобразованиях в департаменте Кальвадос: в 1791 году Бугон-Лонгрэ стал генеральным секретарем департамента, а в 1792 году — прокурором-синдиком. Талантливый, красивый, с изысканными манерами, он живо интересовался литературой, на почве которой и возникла его переписка с мадемуазель Корде. Но при личных встречах они чаще говорили о политике, чем о литературе: будучи в гуще событий, молодой человек мог ответить на многие вопросы любознательной девушки. Считается, что именно он вызвался стать проводником Шарлотты по дебрям философии. Беседы с Бугон-Лонгрэ доставляли ей искреннее удовольствие, а главное, давали пищу для размышлений. Говорят, незадолго до гибели Бугон-Лонгрэ показывал своему другу пачку из примерно двадцати писем Шарлотты — исключительно на литературно-политические темы. Письма эти затерялись (если вообще существовали), как затерялось и письмо Шарлотты, проданное в 1868 году на Лондонском аукционе и якобы адресованное ее возлюбленному. Доктор Кабанес пишет, что в записке к матери, написанной Бугон-Лонгрэ накануне казни [24] , говорится о его сердечной склонности к Шарлотте. Но встретила ли эта склонность ответное чувство, остается только гадать.

24

Ипполит Бугон-Лонгрэ в 1793 году вступил в отряд федералистов, был взят в плен войсками Конвента и 5 января 1794 года расстрелян в Ренне.

Известие о взятии Бастилии [25] всколыхнуло народное движение по всей стране. В Кане и окрестностях участились мятежи, манифестации и грабежи. В провинции настало время «большого страха», повсюду ходили слухи об ужасных разбойниках, подкупленных аристократами, жаждущими отомстить восставшему народу. Обстановка в стране, раскалившаяся со времени созыва Генеральных штатов, способствовала мятежам, поджогам замков, нападениям на склады и обозы. Крестьяне заставляли сеньоров сжигать феодальные архивы, сеньоры тряслись от страха, эмигрировали, мстили. Известен случай, когда некий де Кенсей «пригласил жителей своей деревни на праздник в честь собрания трех сословий, а когда все вышли в сад, под ногами приглашенных отверзлась пропасть и все туда упали. Окрестные жители с огнем и железом в руках побежали мстить…». Пытаясь справиться с паникой и беспорядками, энергичные представители третьего сословия брали власть в свои руки и, вытеснив из муниципалитетов дворян, создавали революционные комитеты и формировали отряды самообороны, ставшие впоследствии отрядами Национальной гвардии.

25

14 июля 1789 года.