Шатер из поцелуев
Шрифт:
Оказавшись в собственном подъезде, Ольга почувствовала, что силы оставили ее. И дело было не в тяжести пакетов, которые она с трудом доволокла до дома. Она вдруг подумала, что, может быть, все зря: и звезда в прозрачном пластике, и индейка, и дрожжи для пирогов. Вот она сейчас войдет в квартиру, а там… никого… нет… Вдруг Сергей ушел? Вдруг он все прикинул, взвесил и решил, что новая жизнь с Ольгой не для него? Ночной угар прошел, и он поспешил унести от нее ноги. Или… может быть, он все-таки какой-нибудь аферист
Она, Ольга, ведь, по сути дела, ничего о Николаеве не знает. Мало ли что он там писал в письмах. Все может быть таким же враньем, как рост в метр восемьдесят. Ночью они, разумеется, ни о чем не разговаривали. Они растворялись друг в друге… Ольге вдруг смертельно захотелось плакать. Вот сейчас она поднимется на свой девятый этаж, и если Сергея в квартире не окажется… если не окажется… то она… она… она выбросится из окна с зажатой в кулаке звездой в прозрачном кубике…
Сергей был дома и не один. На Ольгином диване сидела невероятным образом напомаженная Валька в белой летней футболке, вырез которой оголял ее внушительную грудь чуть ли не до сосков, и в узкой юбке аж с двумя разрезами по бокам. Из одного разреза напоказ была выставлена нога, обтянутая черной сеткой колготок с очень крупными ячейками. Длинные обесцвеченные Валькины волосы были завиты в немыслимые спирали и перекинуты через одно плечо. Валька была и вульгарна, и эффектна одновременно.
– О! Явилась! – сказала Валька, а Николаев бросился помогать Ольге раздеваться.
Скинув Сергею на руки пальто, Ольга прошла в комнату и вопросительно уставилась на Вальку. Та поерзала на диване и зачастила:
– Я это… я за солью… Ты у меня вчера всю забрала… я думала, что у меня есть еще… а оказалось, что нет… а завтра Новый год… а я сегодня уже хотела кое-что приготовить… ну ты понимаешь… ведь…
– Что ты несешь, Валентина? – скривилась Ольга. – Не брала я у тебя вчера соли! И ты сама об этом знаешь!
– Да? – притворно удивилась Валька. – Не брала? Надо же! А я и не посмотрела… Думаю, ту… что на полочке, ты взяла… а в… другом месте не оказалось… вот я и подумала…
– Валька! – угрожающе произнесла Ольга. – Если ты еще хоть слово скажешь про соль, я тебе дам целых три пачки, чтобы ты больше никогда за ней не приходила. Поняла?!
– Чего уж тут непонятного! – обиженно произнесла соседка. – Как самой, так можно приходить за солью, когда целых три пачки есть! А как другим… так целая истерика…
Валька подбоченилась, при этом ее грудь чуть окончательно не вывалилась из выреза футболки, зыркнула в сторону Николаева и с видом «Ну, Ольга, приди только ко мне еще за солью или спичками!» отправилась восвояси.
Ольга осталась стоять, прижавшись спиной к стене комнаты. У нее бешено колотилось сердце. Она боялась Вальки. Она боялась всего, что может отнять у нее Сергея. Она действительно ничего о нем не знала, и это, как оказалось, было страшнее всего. Николаев подошел к ней, заглянул в лицо и спросил:
– Оля? Что?!
Она вскинула на него встревоженные глаза и сказала то, что в данный момент чувствовала:
– Я боюсь…
– Чего?
– Всего. Валентины, тебя…
– Если ты думаешь, что я мог… с ней…
– Нет… не то… Вернее, и это тоже… Я не знаю, с кем ты и что можешь! Я ничего о тебе не знаю!
– Но ведь так всегда бывает, когда люди только знакомятся…
– Да… Но мы же…
Он взял ее за плечи, прижал к себе и прошептал:
– Все будет хорошо, Олечка. Ничего не бойся. Ты ведь ничего не боялась ночью. Мне казалось, что…
Ольга не дала ему договорить. Она подняла к нему лицо и сказала:
– Я хочу, чтобы ты любил меня, Сереженька… только меня…
– Я и так буду тебя любить… Кого же мне еще любить, как не тебя… Я тебя еле дождался… О-о-оля-а-а…
Ольга увернулась от его губ и спросила:
– И ты все расскажешь мне про себя?
– Конечно же, расскажу… Да ты и так все знаешь… Я же писал…
– Все врал, как про метр восемьдесят?
– Дались тебе эти метры, – улыбнулся он. – Ну… приврал чуть-чуть… Моя сестра, например, не признает мужчин ниже ста восьмидесяти, вот я и написал сдуру… Чтобы, значит, привлечь…
– Сереж! А почему ты вообще вдруг написал в газету? Неужели так… живьем… не мог никого найти? Мужчинам ведь это проще…
– Оль… Давай потом… К чему все эти разговоры сейчас, когда мне одного только хочется…
– Чего?
– Разве ты не знаешь?
Она знала. Она расстегнула две пуговки его рубашки и приникла губами к его груди. В этот момент оборвались ручки пакета, который Ольга повесила на ручку двери. По полу раскатились помидоры и прочая снедь. Николаев не хотел выпускать ее из объятий, но Ольга завопила:
– Сережа! Там же индейка на завтра! Она разморозится, а еще рано! И дрожжи! Они потекут! Ты любишь пироги?! Я такие пироги умею печь! Ты не представляешь! Валька… ну эта, соседка… Она сто раз пыталась по моему рецепту, и ничего не получается! Представляешь?!
Они собирали продукты, смеялись, целовались, раздавили два дорогущих помидора, и в конце концов, Николаев сказал:
– Оль, я бесчувственный эгоист! Ты ведь с работы! Есть, наверно, хочешь!
– Ну… вообще-то… да… – согласилась она.
– Значит, так: умывайся, отдыхай, а я сейчас все разогрею. Там еще вчерашняя картошка осталась, а если эти помидоры… ну… которые мы слегка подпортили… вымыть… и добавить… Тебе понравится.
Счастливая Ольга, засунув в морозильник индейку и дрожжи, прошла в ванную. Стоя под душем, она уже не плакала, как вчера. Она улыбалась, предвкушая, как трепетные пальцы Николаева пробегут по ее телу и ей станет гораздо жарче, чем от горячих струй воды. Нет… она не хочет сейчас картошки с помидорами… Она хочет только Сергея… Она так долго его ждала…