Шедевр
Шрифт:
– Мда, – хмыкаю я, по привычке рассуждая вслух, махнув на шкатулку рукой. – Всегда мечтала попасть в компьютерную игру. Мечты вечно сбываются самым изощренным способом…
– Значит, любишь компьютерные игры? – повернув голову в сторону источника голоса, я обнаруживаю круглую колонку, что висит над той дверью, из которой я пришла. – Часто уходишь с их помощью из этого мира?
– Случается, – я только пожимаю плечами. – Когда пропадает вдохновение, а творить хочется, ненадолго окунуться в игру порой оказывается наилучшим выходом из положения. Для меня, по крайней
За разговорами я подхожу к одной из дверей и дергаю за ручку, но та и не думает поддаваться.
– Чувствуешь себя на месте главных героев по мере прохождения? – кажется, Оскара ничуть не волнуют мои безуспешные манипуляции с дверью, хотя я по-прежнему не сомневаюсь, что камера есть где-то и в этой комнате, только я пока не могу ее разглядеть.
– Иногда, – отвечаю я, направляясь к двери напротив. – И необязательно главных. Порой история второстепенных героев оказывается куда интереснее, чем основной сюжет.
Эта дверь не заперта, так что я с любопытством сую свой нос в следующую комнату, коей оказывается ванная. Выложенные черным и белым мрамором стены вкупе с отсутствием окон делают ее чересчур мрачной. Нашарив на стене выключатель, я переключаю рубильник и осматриваю комнату уже при свете.
– А что до тебя? – интересуюсь я. – Ты тоже любитель поиграть?
Из крана без остановки капает вода, и мои попытки ее закрыть не приносят ни малейших успехов. Да, расслабиться под такой аккомпанемент у меня бы вряд ли получилось. Я слишком дорожу возможностью побыть в тишине и покое.
– Нет, – приходит ответ из динамика, как обычно, висящего под потолком. – Я всегда терпеть их не мог. На них уходит слишком много времени, которого и так ни на что не хватает. Восемьдесят шесть тысяч четыреста. Сосчитай до этого числа вслух, и пройдет целый день. И они приковывают к себе все твое внимание, не позволяя сосредоточиться на по-настоящему важных вещах.
Вместо окна тут встроенный в стену огромный аквариум, детально разглядеть который мне не позволяет решетка. Но даже так я вижу, что никаких рыбок там нет. Он совершенно пуст. Но я не удивляюсь ничему. На зеркале, что на шкафчике над раковиной, не хватает куска в форме восьмигранника. Даже не посмотришься толком.
– А тебе, значит, больше нравится быть режиссером, – заключаю я, разглядывая металлический рельеф в виде кобры на ванне. – Что ж, я всегда не против поиграть.
– А ты, значит, настолько бесстрашна, что без раздумий принимаешь условия, – словно эхом откликается Оскар. – До тебя тут было много разных людей, но их реакция на происходящее всегда была удручающе одинаковой и предсказуемой. Они в панике бегали по дому, заливались слезами и умоляли о пощаде.
Еще бы! Можно подумать, нормальный человек может реагировать на подобное как-то иначе… Происходи все это лет этак шесть-семь назад, может, и я носилась бы тут в истерике, а сейчас увы…
– Атараксия, – коротко поясняю я.
– Атараксия на ровном месте не появляется, – замечает он, но у меня нет ни малейшего желания развивать эту тему дальше. – Стало быть, и у тебя были трудные дни.
– Много чего было, –
Выглянув в последнюю оставшуюся в комнате дверь, я обнаруживаю длинный коридор. Из него ведут еще две двери, а в дальнем конце лестница на первый этаж. Блин, хоть ищи бумагу и рисуй карту!
Так как я все равно не знаю, куда мне идти, можно выбирать абсолютно любое направление. Ну, или вспомнить, что в спальне было две двери, и, следовательно, можно вернуться туда, и посмотреть, что же находится за второй. Никто, правда, не дает гарантий, что там не окажется еще один коридор с тысячей дверей… Хотя, если рассуждать логически, то вроде не должен…
Оскар молча наблюдает за моими терзаниями, не собираясь давать мне какие бы то ни было подсказки. И это правильно. Раз уж играть, то играть честно. Ааа! Черт, так можно простоять целую вечность. Еще раз прикинув в голове, куда мне пойти, я все же решаю вернуться в спальню.
А мне-то казалось, что я ко всему готова… Как я и думала, за второй дверью оказывается никакой не коридор, а детская комната, что в общем-то было довольно логично, учитывая, что спальню по соседству вполне можно считать родительской. Разваленные по полу игрушки и кубики с буквами и картинками, детская кроватка с висящими над ней погремушками, модель железной дороги на отдельном столе в углу, бумажные гирлянды в виде держащихся за руки человечков. Но все это меркнет и бледнеет по сравнению с главной достопримечательностью этого помещения. Нет, меня невозможно испугать видом человеческого тела. В свое время успела насмотреться и на обескровленных, и на сожженных, и на растерзанных дикими зверями, десятки раз присутствовала при вскрытии. Поэтому со временем атрофировались даже чувства брезгливости и отвращения, сменившись равнодушием.
Но вот чего я действительно не ожидала увидеть, так это высоченный сосуд цилиндрической формы, доверху заполненный прозрачной жидкостью желто-зеленого цвета. А в нем человека, в котором я без труда опознала одного из пропавших молодых людей. Красивые тонкие черты лица, каштановые волосы до плеч – молодой человек словно сошел с фотографии, если бы не его нынешний костюм. Он похож на волшебника из сказки: длинная фиолетовая мантия, остроконечная шляпа с широкими полями, а в руках книга в старинной на вид обложке. А если учесть, что сосуд стоит практически вплотную к кроватке, то сравнение с волшебником-сказочником более чем уместно.
– Удивлена? – интересуется Оскар, когда я подхожу ближе к колбе и осматриваю ее со всех сторон.
Блин, если так смотреть, то вообще кажется, что человек за стеклом живой. Глаза открыты, но в них нет той пустоты и бессмысленности, что обычно наблюдается у мертвых людей. Не контролируя себя, я провожу ладонью по стеклу, словно стараясь таким образом прикоснуться к чужой тайне. В какой-то момент мне даже кажется, что юноша вот-вот пошевелится, но ничего такого, разумеется, не происходит.