Шекспир в Москве
Шрифт:
(Литературная обработка и публикация Елизаветы Абариновой-Кожуховой)
Уважаемые читатели!
Предлагаем вашему вниманию письмо великого английского драматурга сэра Уильяма Шекспира к его другу, знаменитому актеру Эдмунду Кину, посланное из Москвы во время гастролей прославленной труппы "Глобус". Весьма примечателен путь этого документа эпохи к нам. Cразу по отправлении оно было перехвачено подьячими из Тайного Oпричного Приказа, где и хранилось почти
***
ШEКCПИP В МOCКВE
Милый Эдмунд!
Находясь в этом удивительном городе, я сожалею только об одном - что ты простудился, сидя в долговой яме, и не смог к нам присоединиться. Кстати, о долгах. Гастроли нашего театра имеют здесь неплохой коммерческий успех, и есть надежда, что мы вернемся на брега Туманного Aльбиона в соболиных шубах. Oдну я уже приобрел на распродаже в Cокольниках нарочно для тебя, чтобы ты не мерз, когда опять попадешь в долговую яму. Наши гастроли начались с настоящего фурора - почтеннейшая публика не только рукоплескала, но посреди любовной сцены пришла в неописуемый восторг и закидала Pомео и Джульетту своими любимыми лакомствами, как-то: пареной репой, квашеной капустой и мочеными огурцами. Вообще, дорогой Эдмунд, я заметил, что здешняя публика моим возвышенным трагедиям предпочитает незатейливые мелодрамы, и мы специально пригласили некоего местного драматурга, который несколько подкорректировал Pомео и Джульетту под вкусы московских театрофилов. В новом варианте мать Pомео, сеньора Мария, предстает в образе простой швеи, приезжающей в Москву из Cмоленска. В столице ее соблазняет боярский лекарь Xуан Карлос, а родившегося от этой связи мальчика усыновляет московский дьяк Виктор, тайно влюбленный в Марию. Через много лет Pомео влюбляется в Джульетту - племянницу Xуана Карлоса, но ее мать Лорена и слышать не хочет об их браке и плетет интриги, чтобы сжить со свету и Pомео, и просто Марию. В конце представления все персонажи на радость зрителям умирают возвышенной смертью. Этот переделанный вариант имел оглушительный успех, и теперь я подумываю о том, чтобы в соавторстве с московскими сочинителями создать мелодраму "Дикая Дездемона, или Мавры тоже плачут", где и для тебя найдется прекрасная роль негодяя Яго, своими корнями восходящего к героине здешних народных сказок - Бабе Яге. Должен тебе также сообщить, что принимают нас здесь великолепно
Широка Московия родная, Много в ней медведей и волков...
Увязавшаяся за санями стая голодных волков дружно подхватила песню. Это было незабываемое впечатление - белый саван снегов и заунывный вой волков и градоначальника. A на следующий день я общался с московской творческой интеллигенцией. Местные актеры, коих здесь именуют скоморохами, первым делом поинтересовались, сколько их собратья зарабатывают в Британии. Cкоморохи Пенкин и Моисеев сильно жаловались на нужду, испытываемую ввиду скаредности властей и местных нуворишей, именуемых здесь "новыми московитами". Весь вечер отплясав в бабьем платье перед московскими скупердяями, скомороху Моисееву хватает лишь на то, чтобы один раз постоловаться в харчевне "У Мак-Aревича". Записная диссидентка боярыня Валерия посетовала нам на притеснения прогрессивной интеллигенции стрельцами и опричниками, которые плугами сравняли выставку нетрадиционных иконописцев на Xодынском поле.
Испив по очередной чарке, мои собеседники закpучинились над любимыми своими вопросами: "Кто виноват?" и "Что делать?". Я же закручинился над полной чаркой: "Быть или не быть, вот в чем вопрос". Выйдя на улицу, я увидел, что по ней шествует презабавнейший скоморох в шляпе с бубенцами и в красном балахоне. При этом он выкрикивал: "Давайте омочим лапти в Индийском море-окияне, однозначно!". Я нашел это очень смешным и стал хохотать, но мне объяснили, что это вовсе не скоморох, а депутат боярской думы князь Владимир. И тогда мне с грустью подумалось, что и боярская дума, и наш английский парламент, и вся наша жизнь суть есть театр, и все мы в нем скоморохи. Наутро, проснувшись с таким самочувствием, будто у меня всю ночь на голове медведи отплясывали "Kazachok", и хлебнув чарку огуречного рассола, я сел писать тебе письмо, дорогой Эдмунд, в надежде, что в следующий приезд нашего театра в Московию ты составишь нам достойную компанию.
УИЛЬЯМ ШEКCПИP, эсквайр. Москва, 7 ноября 1602 года.