Шекспировские чтения, 1976
Шрифт:
И вот характеристика одного из этих гениев, подготовленная всем предшествующим рассуждением: "Шекспир не подливал воды в свое вино, не унижал своего гения безвкусным подражанием. Шекспир дал нам Шекспира, и даже самый прославленный из древних авторов не дал нам больше! Шекспир не сын их, а брат; он равен им, несмотря на все свои недостатки. Вы считаете, что это слишком смело? Тогда подумайте, чем восхищается весь мир у древних? Не тем, что у них мало недостатков, а тем, сколь многи и как ярки их красоты; и если Шекспир равен им (а в этом не может быть сомнения) в том, чем восхищают они, тогда Шекспир столь же велик, как и они" {Ibid., p. 233.}.
Итак, Шекспир провозглашен
Возвращаясь к дилемме "ученость и гений", Юнг противопоставляет в этом отношении Шекспира и Бена Джонсона, в сущности, развивая мысль Джона Драйдена {См.: А. Аникст. Оценка Шекспира английской критикой второй половины XVII в.
– В сб.: "Классическое искусство Запада". М, 1973, с. 160.}. "Джонсон в серьезной драме в такой же мере подражателен, в какой Шекспир оригинален. Его большая ученость так же, как большая сила Самсона, была в ущерб ему самому. Слепой в отношении природы трагедии, он обрушил на свою голову всю античность и оказался погребенным под нею; не видно ни самого Джонсона, ни даже его излюбленных (но также и убитых) древних авторов; ибо что придает блеск историку, то затемняет поэта; "Трагедия "Катилина" могла бы стать хорошей пьесой, если бы о Катилине не писал Саллюстий" {Edward Young. Op. cit., p. 234.}.
Будь Шекспир столь же учен, как Джонсон, он не смог бы писать так хорошо. Ученость подавила бы его дарование. Но если он и уступал своему эрудированному современнику в книжных познаниях, то это не означает отсутствия всякого знания вообще. "Пожалуй, он был настолько образован, насколько того требовало его драматическое искусство; каких бы иных знаний ему не хватало, он вполне освоил две книги, неизвестные многим широко начитанным людям, хотя это такие книги, которые могут погибнуть лишь в огне страшного суда, - книга природы и книга человека. Их он знал наизусть, и многие страницы из них вписал в свои бессмертные творения. Вот те источники, откуда вытекает Кастальский ключ оригинального творчества" {Edward Young. Op. cit, p. 234.}.
Оставляя в стороне оценки других английских писателей, содержащиеся в "Рассуждениях..." Юнга, вернемся еще к вопросу о качествах, которые он считает основными для гения. Хотя речь все время идет об оригинальности в художественном творчестве, тем не менее качества, необходимые для формирования гения, принадлежат не сфере искусства, а самой жизни и относятся к сфере философии и морали.
Беда многих людей в том, что они не сознают собственных возможностей. Чтобы создать нечто самостоятельное, человеку нужно следовать двум золотым правилам этики, которые имеют не меньшее значение и для искусства. Первое из этих правил гласит: "Познай самого себя. Мы можем сказать о себе то, что Марциал говорит о дурном соседе:
Nil tarn prope, proculque nobis.
{Никто так не близок и вместе с тем
так далек от нас (лат.).}
Поэтому погрузись глубоко в себя; познай глубину, пределы, склонности и полную силу твоей души; войди в интимные отношения с чуждым существом, которое сидит в
Второе правило - "Уважай себя" - Юнг поясняет так: "Не допускай, чтобы примеры величия или авторитеты подавляли твой разум и рождали в тебе неуверенность в себе. Уважай себя настолько, чтобы предпочитать естественно возросшее в твоем уме богатейшему ввозу извне: такие заимствованные богатства обедняют нас. Человек, уважающий себя именно так, убедится вскоре во всеобщем уважении к себе" {Ibid., p. 227.}. Только такой писатель является автором в подлинном смысле слова: "он мыслит и создает, тогда как другие, заполняющие печать, при всей своей плодовитости и учености (говорю это с полным уважением) только читают и пишут" {Ibid.}.
Что и говорить, прекрасное определение оригинальности! Быть самим собой, познать себя, исследовать собственные душевные и интеллектуальные возможности, испробовать их на деле, не смущаясь мнениями предшествующих авторитетов! Остается лишь добавить, что первое и главное из этих двух правил было до Юнга сформулировано Шефтсбери в его эссе "Солилоквия, или Совет автору". Нет сомнения в том, что Юнг хорошо знал сочинения Шефтсбери. Но Шефтсбери тоже не был первым, кто установил это золотое правило. Оно, как известно, восходит к Сократу, и Шефтсбери в своем эссе приводит ряд ссылок на классических авторов, настойчиво повторявших эту формулу. Персии: "Не ищи себя вовне"; Гораций: "Здраво судить - вот к искусству писателя ключ и начало. // В мыслях наставят тебя Сократовой школы писанья"; Петроний: "Науки строгой кто желает плод увидеть, // Пускай к высоким мыслям обратит свой ум..." {Цит. по кн.: Шефтсбери. Указ. соч., с. 530-531.}.
Оригинальность отнюдь не предполагает невежества или отказа от богатейшего духовного наследия человечества.
Требование самостоятельности мысли и оригинальности творчества имело в XVIII в. вполне определенный смысл. Речь шла о засилии классицистской догмы, требовавшей беспрекословного следования образцам античности в ущерб современным вкусам и понятиям, что препятствовало творческому развитию поэзии и искусства. В середине XVIII в. назрела потребность в сломе классицистских канонов. Они, правда, еще долго сохраняли силу, но бездумная вера в них была подорвана. Юнг сыграл в этом выдающуюся роль. Его "Рассуждения об оригинальности произведений" получили широкую известность в Англии. Пожалуй, еще большую популярность они приобрели в Германии, где за короткий срок появилось три перевода этого эссе. Юнг оказал большое влияние на Гердера и Гете. Понятие о гении легло в основу программы движения "бури и натиска" в Германии, представители которого провозгласили себя гениями. Семидесятые годы XVIII в. в Германии именуются не только периодом "бури и натиска", но и периодом гениев.
Одновременно с огромным влиянием на литературное движение Юнг оказал влияние и на шекспировскую критику. И то, и другое шло в одном русле. Шекспир стал знаменем нового литературного направления, в нем увидели писателя, свободного от рабского преклонения перед авторитетом классической древности, образец гения, свободно следующего внутренним побуждениям своей творческой души. В его произведениях стали обнаруживать прямой результат глубокого проникновения в собственный внутренний мир. Познав себя, Шекспир оказался способным открыть душевный мир других людей. Это стало аксиомой последующей шекспировской критики.