Шекспировские Чтения, 1978
Шрифт:
В СОВЕТСКИЕ ГОДЫ
События великой революции не могли не оказать влияния на искусство Малого театра. Они сказались и на отношении к классическому наследию. Но проявилось это не сразу.
Как мы уже писали, в 1920 г. спектакль "Ричард III" возобновлял или, точнее, ставил заново выдающийся режиссер А. Санин. Сохранился экземпляр пьесы, по которому он работал {ГЦТМ, ф. А. Санина, э 2, 408.}. К сожалению, все пометки режиссера касаются не существа спектакля, а уточнения текста и выяснения исторических и географических подробностей (такой-то персонаж находится в родстве с таким-то, "монастырь в трех милях от Лондона"). Однако ценные сведения о спектакле можно найти в книге режиссера Ф. Н. Каверина {Каверин Ф.Н. Указ. соч., с. 166.}.
Санин был мастером массовых сцен. При помощи небольшого числа людей он создавал впечатление множества участников сражения. Режиссер поворачивал одних лицом, других спиной к зрителю, в разных сценах набрасывал на одних и тех же участников массовых сцен плащи разного цвета (на сторонников Ричарда зеленые, на сторонников Ричмонда - фиолетовые), и возникала иллюзия, что воинов очень много.
Каверин пишет, что Санину весьма удалась сцена явления Ричарду призраков убитых им людей. Режиссер хотел наглядно воплотить слова Ричарда:
Сто языков у совести моей,
И каждый мне твердит по сотне сказок
И в каждой сказке извергом зовет.
(Перевод А. Дружинина)
На сцене стоял огромный многоярусный станок, разделенный на множество клеток. Каждая клетка освещалась отдельно, и в ней появлялась голова убитого, который произносил проклятие Ричарду. Таким образом, все они одновременно находились перед Ричардом, и каждый по очереди говорил о себе.
Мы уже писали о том, как играл Южин роль Ричарда. Ермолова играла в старой постановке "Ричарда III" леди Анну. От нее эта роль перешла к Яблочкиной.
В спектакле 1920 г. ее играла Пашенная. Сама Ермолова сменила Федотову в роли королевы Маргариты. Характер этот Ермолова показывала в развитии, трактовала его многогранно, с шекспировской разносторонностью раскрывала в нем разные черты. Но самое любопытное - на ее исполнении своеобразно сказались приметы времени.
Ф. Н. Каверин оставил описание одной грани этого образа.
"Поле, усеянное убитыми. Маргарита ищет среди них своего сына. Стремительно, словно охваченная неудержимым порывом, бежит Маргарита-Ермолова по полю. Она видит шлем сына и кидается к нему. Сын недалеко. Перед нами не властная и честолюбивая женщина, перед нами солдатская мать. На ее изборожденном морщинами лице светится отчаяние. Огромная внутренняя сила и вместе с тем безысходное горе и тоска чувствуются в ее тихом и слабом голосе:
Нэд, милый Нэд! Скажи хоть слово, мальчик,
Не можешь ты? Изменники! Убийцы!
Безвременно какой вы цвет скосили!" {*}
{* Каверин. Ф.Н. Указ. соч., с. 169.}
А вот другая грань образа, связанная с теми переменами, которые произошли в трактовке Ермоловой уже в советские годы. Южин сказал о своей партнерше, что ее королева Маргарита - стон погибающей силы, скованной судьбой по рукам и ногам. Он писал, что Ермолова дает "потрясающую трагедию падшей власти, полной неудержимого и неутомимого стремления к ее возврату, несокрушимого величия в своем падении. Вся она невольно напоминает мне коршуна, которого я как-то подстрелил на охоте: то же бессильное, но полное хищного величия стремление взлететь на подбитых крыльях, те же глаза, горящие непримиримой ненавистью" {Южин-Сумбатов А. И. Записки, статьи, письма, с. 519.}.
Нужна была гениальность Ермоловой, чтобы, играя пьесу Шекспира, дать такой яркий отклик на события современности.
Неизмеримо более традиционной была трактовка трагедии "Юлий Цезарь". Пьеса была поставлена в 1924 г., в юбилей режиссера И. С. Платона. Ее осуществил сам юбиляр в содружестве с Л. М. Прозоровским. Декорации писал художник Е. Лансере. Обращение к "Юлию Цезарю", трагедии, в которой Шекспир трактовал вопросы власти и борьбы за свободу, было попыткой театра откликнуться на современные запросы и в какой-то мере заменить отсутствующую еще в то время советскую драматургию. В режиссерской концепции не было определенной и ясной идейной задачи.
Платон и Прозоровский подошли к "Юлию Цезарю" с традиционных позиций Малого театра. Классику брали как таковую, подчеркивая в ней мотивы защиты свободы и гуманности, красоту и благородство человеческих устремлений. Отсутствие глубокого и ясного понимания трагедии Шекспира, традиционный и абстрактный подход к ней и породили недостатки этого спектакля.
Но он обладал большими и серьезными достоинствами и в некоторых отношениях даже превосходил знаменитый спектакль Художественного театра {При характеристике спектакля мы опирались не только на прессу того времени, но и на устные воспоминания Е. Велихова и Н. Анненкова, сообщенные ими автору этих строк.}.
Замечательны были декорации Е. Лансере. Сохранившиеся фотографии, в меру исторические и точные, свидетельствуют, что они были театральны и зрелищны и давали выигрышные площадки для игры актеров. Перед зрителем были просторные улицы и площади Рима с величественными колоннадами и статуями на заднем плане.
Напомним, что оттесненный Художественным театром и его студиями, Малый театр обладал целым созвездием талантов. Это были актеры, воспитанные на старом героическом репертуаре, с развитой пластикой и голосом, умеющие читать стихи и передавать высокий поэтический полет трагедий Шекспира.
Роль Юлия Цезаря была одной из самых удачных ролей М. Ф. Ленина. У актера была благородная осанка и своеобразное величие. М. Ф. Ленин играл властителя, красивого, самоуверенного, обладающего возвышенными представлениями о жизни. С большим достоинством произносил он фразу:
Тебя предупредить я должен, Цимбер,
Что подлое твое низкопоклонство
И ползанье прийти по вкусу могут
Обыкновенному лишь человеку.
(Перевод П. Вейнберга, А. Шишкова)
И вместе с тем тот же М. Ф. Ленин писал о своем Цезаре: "В Юлии Цезаре, которого мне довелось играть, я старался дать вначале уже беспокойство, тревогу, предчувствие чего-то неизбежного и рокового. И Цезарь в домашней обстановке - это Цезарь не царственный, а какой-то незначительный, точно съежившийся" {Ленин М. Ф. Пятьдесят лет в театре. М., 1957, с. 100.}.
Сцена убийства Цезаря была, по отзывам всех видевших спектакль, самой яркой и выразительной. На сохранившейся фотографии запечатлен момент, когда Брут, стоящий лицом к лицу с Цезарем, направляет ему в грудь кинжал. За его спиной - другие заговорщики. Большое пространство сцены, эффектная декорация, скульптурные позы действующих лиц - все это даже на фотографии производит большое впечатление.
Весьма рельефны были и образы главных заговорщиков.
Роль Кассия играл К. Эггерт. Актер условной сценической школы, он выступил на сцене Малого театра только в одной роли. Его продолговатое лицо с крючковатым носом очень соответствовало римскому типу. Эггерт играл театрально, даже резко.