Шелковая бабочка
Шрифт:
Доминик поднял стакан и залпом выпил остаток воды.
Он знал ответы на все вопросы.
Арианна не покажет радости, приняв от него хоть что-нибудь.
Он начинал осознавать, что со дня своей женитьбы он готов был сделать что угодно, только бы не иметь дело с реальностью. У него была жена и одновременно не было жены. И ему приходилось с этим мириться.
Стакан треснул от давления его руки. Он выругался, выбросил его в мусорное ведро и распахнул дверь своего кабинета.
Селия
— Поставь печать на все письма на моем столе, — кинул он, проходя мимо нее.
Селия смотрела на него так, будто видела впервые в жизни. Это из-за его слов или из-за того, что он выглядит злым как черт? Он этого не знал. И ему было плевать. Сейчас ничего не имело значения, кроме урока, который он собирался преподать своей жене. Хватит делать вид, что она ему чужая, он устал от ее игр.
У каждого человека есть предел терпения, и Доминик достиг своего.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Арианна сидела в шезлонге на террасе гостиной дома Доминика, попивая ледяной капуччино, как будто у нее не было ни единой заботы. Этажом ниже, на усаженном цветами дворике, который, казалось, сошел с глянцевой картинки, ее сынишка и его новоприобретенный приятель, Бруно, растянувшись под цветущим деревом, играли в машинки. На террасе возле дворика лениво дремал на солнышке огромный персидский кот.
Глядя на эту прекрасную, мирную сцену, кто бы догадался, какое гнетущее отчаяние наполняет сердце Арианны?
Прошел месяц с тех пор, как Доминик навязал ей этот брак, с тех пор, как он привел ее в свой дом, месяц с тех пор, как она против воли стала его женой… и целый месяц она с ужасом ждала, что, взглянув на мальчика, он поймет, что Джонатан — его ребенок, и тогда окажется, что все ее жертвы были напрасны.
Ее прошлая жизнь в Америке казалась ей когда-то сложной и запутанной, но здесь ее существование превратилось в череду притворств и уверток.
В Америке она управляла делом, не имевшим будущего, и растила сына, не имевшего отца.
В Италии она проводила целые дни в праздности и воспитывала сына в доме человека, который его зачал, живя в постоянном страхе, что придет день, когда он перестанет думать, что его зачал кто-то другой.
Арианна поставила бокал с кофе и прикоснулась к своему лбу, чувствуя признаки приближающейся мигрени.
Ситуация своей нелепостью напоминала одну из мыльных опер, над наивностью которых она посмеивалась, но это был не сериал, а жизнь. Ее жизнь. Это происходило именно с ней, и иногда ей казалось, что она балансирует на лезвии бритвы.
Может, если бы ей было чем заняться, заполнить скуку бесконечных часов…
Но ей было совершенно нечего делать.
Теперь она знала, что все разговоры о том, чтобы передать «Шелковую бабочку» ей, были просто блефом, сладкой ложью, чтобы вскружить ей голову. Он сдержал свое слово и не прикрыл бизнес, но что касается второй части сделки… его слова оказались пустыми обещаниями. Он не передал управление компанией Арианне, не нанял людей, способных спасти фирму от финансового краха, он даже никогда не говорил об этом, кроме одного мимолетного упоминания о том, что он произвел полную инвентаризацию имущества.
Арианна тихонько застонала, закрыла глаза и взялась за голову.
Так и есть, у нее разболелась голова. Ничего удивительного. Единственное, на что она могла рассчитывать, так это на головные боли, которые приходили с завидным постоянством. Напряжение, стресс… иногда ей казалось, что ей надо заняться рекламой болеутоляющих лекарств.
Неужели Доминик упомянул об инвентаризации только для того, чтобы подразнить ее? Может, он хотел услышать: и что же будет, когда твои люди закончат? Сдержишь ли ты свое обещание передать «Шелковую бабочку» мне?
Если он действительно на это рассчитывал, то его ждало разочарование. Она никогда ни о чем его не попросит, никогда ничего у него не возьмет, никогда не унизится перед ним.
Боже, как же она ненавидит собственного мужа!
— Мамочка? Эй, мам!
Арианна выпрямилась в кресле и посмотрела во двор. Джонатан улыбался ей и махал рукой.
— Да милый, — выдавила она из себя улыбку, — что случилось?
— Можно мне пойти в кафе с Бруно и его мамой?
— Gelato, — подсказал Бруно.
Мальчики обменялись заговорщицкими улыбками. Джонатан учил своего приятеля английскому. Бруно в ответ давал уроки итальянского.
Взаимовыгодное соглашение, как называла это мама Бруно. Не такое уж взаимовыгодное, с точки зрения Арианны. Она знала, что это глупо, но ей не хотелось, чтобы ее сынишка превратился в маленького итальянца. Он был американцем. И его звали не Джованни, даже если маркиза предпочитала к нему так теперь обращаться, его звали Джонатан.
Он не был сыном Доминика, он был ее сыном.
— Мам? Можно мне пойти?
Арианна посмотрела на двух ребят и на Джину, маму Бруно, которая вежливо ей улыбалась. Возможно, она считала ее ужасной матерью.
— Да, конечно. Идите.
Джонатан и Бруно запрыгали от радости.
— Ты тоже можешь пойти, если хочешь.
Арианна знала, как ей нужно ответить, она видела, с какой надеждой смотрит на нее Джонатан, но даже мысль о том, чтобы поддерживать приятную светскую беседу со своей милой соседкой, заставила ее вздрогнуть.