Шеллинг
Шрифт:
Она все. Она сама себя и награждает, и наказывает, и радует, и мучит. Она сурова и кротка, любит и ужасает, немощна и вселюбяща. Все в ней непрестанно. Она не ведает прешедшего и будущего; настоящее ее — вечность. Она добра. Я словословлю ее со всеми ее делами. Она премудра и тиха. Не вырвешь у ней признания в любви, не выманишь у ней подарка, разве добровольно подарит она».
Этот отрывок заимствован из статьи «Природа», которую долгое время считали произведением Гёте. Сам поэт на склоне лет считал так, хотя в действительности она была написана чужой рукой и лишь просмотрена (в 1782 г.) Гёте перед публикацией в рукописном журнале. Шеллинг вряд ли был с ней знаком, но она прекрасно передает новое умонастроение магистра богословия, повернувшегося лицом к природе. Здесь и благоговейное отношение
Детство и молодость Шеллинга были отмечены выдающимися достижениями естествознания и техники. За год до его появления на свет Пристли открыл кислород. В 1777 году Лавуазье создал теорию горения, а Форстер отправился в кругосветное путешествие, описание которого расширило знания европейцев о заморских странах. В 1781 году Гершель открыл планету Уран. Через два года поднялся в воздух аэростат братьев Монгольфье, а Лавуазье осуществил синтез воды. Еще через год Уатт создал паровую машину. В 1785 году Кулон формулирует закон взаимодействия электрических зарядов. В девяностые годы разгорается спор между Гальвани и Вольтой о «животном электричестве». (Гальвани обнаружил удивительное явление: мышцы препарированной лягушки сокращаются, если коснуться их и одновременно нервов металлическим предметом; он высказал предположение, что живому организму присущ особый вид электричества. Вольта доказал, что в опытах Гальвани лягушка представляет собой не источник электричества, которое возникает в металле, а только измерительный прибор. Так был открыт электрический ток.)
Может ли философ помочь естествоиспытателю? Он может и помешать ему, полагает Шеллинг. Пришел черед Шеллинга споткнуться о кантовскую вещь «саму по себе». Давно ли он превозносил «Критику чистого разума», видел в ней всеобщий канон? Теперь Шеллинг утверждает иное: «В то время как кантианцы — в неведении относительно того, что происходит вокруг, — все еще носятся с призраком вещи самой по себе, ученые подлинно философского склада без шумихи совершают открытия, на которые вскоре непосредственно будет опираться вся здоровая философия».
Шеллинг советует противопоставить дух кантовского учения его букве и исходить из того, что «мы действительно познаем вещи, каковы они сами по себе, т. е. между представляемым и действительным предметом нет никакой разницы». (Совет противопоставить дух букве всегда хорош; и все же есть существенная разница между предметом и представлением: первый действительно существует сам по себе, а второе исчезает вместе с представляющим субъектом; кроме того, представление хоть и дает правильное знание о реальном предмете, но не исчерпывает его. Это и имел в виду Кант, создавая свое учение о вещах «самих по себе».)
Обе приведенные цитаты заимствованы из новой работы Шеллинга, опубликованной в 1797 году в иенском «философском журнале», «Общий взгляд на новейшую философскую литературу». Впоследствии Шеллинг дал этой работе другой заголовок, более точно передающий содержание: «Очерки, поясняющие идеализм учения о науке».
Здесь впервые Фихте назван им как глава нового направления. Шеллинг говорит о фихтеанстве как о «более высокой философии» по сравнению с учением Канта. Кант преодолел дуализм лишь в этике, провозгласив автономию воли; Фихте распространил этот принцип на всю философию.
Превознося Фихте, Шеллинг все же ищет свой собственный путь: Фихте весь погружен в дела человеческие, Шеллинга волнует проблема природы.
В природе он видит духовное начало. «Это всеобщий дух природы, который постепенно формирует для себя грубую материю. От порослей мха, в котором едва заметен след организации, до благородных образов, которые как бы сбросили оковы материи, господствует всюду один и тот же порыв, который устремлен к одному и тому же идеалу целесообразности, приближаясь бесконечно вперед к одному и тому же прообразу, воспроизводящему чистую форму нашего духа.
Никакая организация немыслима без продуктивной силы. Хотелось бы мне знать, как подобная сила может проникнуть в материю, если рассматривать ее как вещь саму по себе. Не надо бояться определений. Нельзя сомневаться в том, что ежедневно происходит на наших глазах. В вещах вне нас есть продуктивная сила. Но такая сила может быть только силой духа. Вещи не могут быть вещами самими по себе, вещами благодаря самим себе. Они могут быть только продуктами духа».
Шеллинг говорит об «иерархии организаций», «переходе от неживой к живой природе» и видит в этом творческую силу духа. Источником духовной силы является «хотение», волевой импульс.
Только не следует Шеллингу приписывать абсурдный взгляд, будто «Я создает себе не-Я». Так утверждал Рейнгольд, которого Шеллинг критикует в своей статье. Шеллинг настаивает на «изначальной нераздельности деятельности и страдательности», на том, что изначально существует только «самовозбуждающаяся, самоопределяющаяся природа».
Когда философ основательно интересуется природой, то должна возникнуть философия природы. С Шеллингом так и получилось. Полное название его труда, который он выпустил, едва достигнув двадцати двух лет, и который принес ему не просто известность, но и громкую славу, — «Идеи к философии природы как введение в изучение этой науки». В заголовке можно увидеть определенную перекличку с главным трудом Гердера — «Идеи к философии истории человечества». Есть только одно еле уловимое, для русского читателя трудно объяснимое раз личие. Гердер не сомневается в правильности найденного решения и употребляет определенный артикль, указывающий на то, что может существовать только одна философия истории — Ideen zur Philosophie der Geschichte. Шеллинг пользуется неопределенным артиклем — Ideen zu einer Philosophie der Natur — строгий перевод: «Идеи к одной философии природы» (которая не исключает возможности другой). Шеллинг уверен в себе, но не самоуверен, терпим и осмотрителен. Претензия на исключительное обладание истиной ему всегда будет чужда и противна. Гегель начнет позднее, но, начав, уже не будет останавливаться, том за томом последовательно строить систему. Шеллинг же так и останется при изложении общих принципов. Он будет начинать, бросать, браться за другое, утверждать прямо противоположное с тем, чтобы в зрелые годы бросить все публикации совсем. Из-под его дера будут выходить только гениальные фрагменты.
Таким фрагментом остались и «Идеи к философии природы». Вопросов здесь больше, чем ответов. Шеллинг выпустил две части, обещал третью, но она так и не возникла.
Открывает книгу своеобразное историко-философское введение. В нем ставится кардинальный вопрос, как возникают у нас представления о вещах. Предмет и знание о нем — причина и действие. Казалось бы, все ясно. Но почему философы не могут договориться и ведут непрекращающиеся споры о духе и материи, создают системы одна головоломнее другой. Странные люди — философы: казалось бы, повседневный опыт опровергает их хитроумные построения. Как можно плыть против течения в потоке очевидностей? Если бы Платон прочитал Локка, он устыдился бы и удалился с позором, неужели так? Иной готов поучать самого Лейбница и убежден, что за час разговора смог бы объяснить ему все ошибки и обратить в свою веру. Сколько неоперившихся глупцов потешались над прахом Спинозы!
Спиноза был первым, кто отождествил материю и дух. И все же вопрос — как я, мыслящая материя, осознаю окружающий мир — остался у него без ответа. Попытку ответа мы находим у Лейбница, утверждавшего изначальное бытие мыслящих индивидуальностей и «предустановленную гармонию» между порядком вещей и порядком идей. Увы, это не ответ.
Ответ можно получить, только обратившись к изучению самой природы. К природе надо применить лейбницевскую идею вечного становления (бытия нет, есть становление!). Природа — это жизнь, мертвой природы нет; пусть в ограниченной степени, но и в неорганической материи бьется пульс жизни, теплится всеоживляющая мировая душа. Слабость Лейбница в том, что он смотрел на мир как на механизм. А мир — это органическое целое. Природа должна быть понята как зримый дух, а дух — как невидимая природа, оба начала едины, более того — тождественны. Проблему надо решать не «сверху», путем установления общих принципов, а «снизу», исходя из опыта и достигнутых на его основе обобщений. Поэтому изучайте природу, наблюдайте за ней, испытывайте ее — и перед вами раскроется величественная картина ее единства!