Шепот тьмы
Шрифт:
– Дело в том, – сказала она, – что я знала, что лежу на полу, потому что я могла видеть себя. Весь класс двигался вокруг меня, но я была совершенно неподвижна, другая я стояла на парте в центре комнаты. Не часть моего тела, а другое тело. Как будто меня вытряхнули из самой себя. – Матрас скрипнул, когда она перевернулась на спину. – Я думаю, будет что-то похожее.
– Моя соседка по комнате говорит, что это одна из форм парестезии, – добавила Маккензи со своей импровизированной кровати на полу.
Перевернувшись
– Я думала, ты спишь, – сказала Делейн одновременно со стоном Адьи:
– Бартлби – это не подушка, Маккензи.
– Я слишком нервничаю, чтобы спать, Лейни-Джейн, – сказала Маккензи, меняя сову Бартлби на плиссированную подушку. – Кажется, я влюбилась в свою соседку по комнате.
– Хейли? – Адья села в постели, ее плед сбился вокруг нее. – В ту, что носит плюшевые комбинезоны?
– У меня только одна соседка по комнате, – сухо сказала Маккензи.
– Я думала, она нам не нравится.
– Не нравится, и я не очень хочу разбираться в этом прямо сейчас, так что не могла бы ты погасить свет? – Маккензи опустилась и натянула покрывало на голову. Ее голос прозвучал приглушенно. – Я просто хочу лежать здесь в темноте и размышлять.
Делейн задержала запястье Адьи на полпути к лампе.
– Сначала расскажи нам, что ты имела в виду раньше. О парастезии.
– Это парестезия, – поправила Маккензи, снова появляясь из-под покрывала.
– Маккензи.
– Хорошо. – Маккензи перевернулась на спину, кудри рассыпались огненным нимбом вокруг ее головы. – Принято считать, что пересечение неба оказывает сильное давление на наши нервы. Каждый из нас испытывает свои физические ощущения. Для Хейли это похоже на пауков, ползающих по ее коже, но у всех по-разному.
– Так что мы понятия не имеем, на что это будет похоже, – сказала Делейн. – Это может быть что угодно.
– Это может быть больно, – хмуро добавила Адья.
– Может. – Маккензи свернулась калачиком на боку, подтянув колени к груди. – Алина Чо с первого этажа слышала слух, что когда Прайс проходит через небо, ему кажется, что он тонет.
– Это ужасно, – сказала Адья.
– Да. – Маккензи ковыряла лак на ногтях. – Но это не реально. Это галлюцинация.
Делейн подумала о подкрадывающейся темноте, о том, как она бормочет, ждет. Она вспомнила мальчика в лесу, его тело, окутанное полутьмой, и то, как она преследовала его сквозь гущу деревьев.
«Подожди, остановись. Я знаю тебя».
Она понимала, насколько реальной может быть галлюцинация. Как ее отпечаток остается с тобой надолго после окончания. Она не могла представить Колтона Прайса, носящего в себе такую боль. Даже призрака такой боли.
– У меня завтра экзамен по расчетам, – сказала Адья, прервав ход ее мыслей, – а вы обе не уважаете мой строгий график сна.
– Какой еще строгий график сна? – Делейн высунула ногу из-под одеяла, испытывая беспокойство. Тени мгновенно охватили пальцы ее ног. – Вчера ты до трех часов ночи смотрела видео с кошками.
– И это между мной и интернетом, – ответила Адья. – В любом случае это единственное, что я могу сделать, чтобы не думать о лице в зеркале.
– Ты видела его снова? – подавила сочувствующую дрожь Делейн.
– Нет, – ответила Адья, потягиваясь на кровати. Лампа щелкнула, погружая комнату в ночную дымку. – И я не хочу. Но я не могу избавиться от ощущения, что он все еще там, ждет за гранью.
– Это очень жутко.
– Мы все немного жутковаты, – подхватила Маккензи. – Вот почему мы здесь.
Делейн свернулась калачиком, ей было холодно, несмотря на три слоя чистого одеяла, которые она держала под подбородком. Около двери экран телефона Маккензи освещал синим светом ее губы. Потолок озарился его сиянием. Она вглядывалась в слабое тепло тускло светящегося ночника и считала от ста, как это делали ее родители по вечерам, когда звон в ушах заставлял ее царапать лицо. Она досчитала до шестидесяти, прежде чем ее накрыли первые волны сна.
Перед самым сном ей показалось, что она видит фигуру, сгорбившуюся на краю кровати Адьи, но когда она проснулась на рассвете, то была уверена, что это был всего лишь сон.
Послеобеденная встреча Делейн с профессором анатомии человека оказалась столь же обескураживающей, как и встреча по философии с Бофорт.
Она ждала перед деревянной кафедрой с контрольной работой в руках и смотрела вниз на сердитые красные полосы в верхней части своей работы. Ее желудок сжался в комок. Руки были липкими. Снаружи амфитеатра в вестибюле начала собираться толпа прибывающих студентов. Разрозненные обрывки разговоров разносились по комнате как жужжание пчел. Профессор Хаас сидел на жестком каркасе человеческого скелета, сложив руки на животе, длинная лента его галстука была украшена извилистыми позвонками.
– Здесь не будет никакого руководства, – сказал он, его значительный баритон проходил через пустую аудиторию с громкостью, которая заставила Делейн вздрогнуть. – Вы больше не в средней школе. Это ответственность студента – подать заявку на любые необходимые академические корректировки своих курсов. – Он ткнул пальцем в бумажную суматоху на своем столе. – Эти еженедельные контрольные работы составляют одну треть вашей итоговой оценки. Я видел ваше досье. Ваш средний балл не может принять на себя такой удар.