Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
– О, Гномы, что за жалкое зрелище! – не выдержал ДозирЭ.
Друзья спешились и пошли искать хоть кого-нибудь, кто прояснил бы им ситуацию.
За казармами, на вытоптанном пустыре, два обнаженных по пояс воина-гиганта сражались на утяжеленных деревянных мечах. Иногда они останавливались и обменивались короткими замечаниями, но после вновь с яростью сходились, обрушивая друг на друга тяжелые хлесткие удары.
ДозирЭ и Идал приблизились. Взбитая ногами пыль, подхваченная внезапным порывом ветра, окатила с ног до головы небольшую группу зрителей, наблюдающих за схваткой. Кто-то недовольно выкрикнул:
– Давай же, Тафилус! Что же ты?!
Широкоплечий великан, к которому были обращены эти слова, мельком и достаточно злобно посмотрел на того, кто только что кричал. Вдруг он заметил подошедших – сотника Вишневой армии и ополченца в плаще песочного цвета (так теперь одевался Идал) и замер от удивления. В то же мгновение соперник налетел на него, выбил меч и сбил с ног. Большинству показалось, что схватка Тафилусом проиграна, но гигант неожиданно ловко откатился в сторону, уйдя от «смертельного» удара, схватил свой меч и, успев в последний момент подняться на одно колено, защитился от очередной атаки. Столкновение двух мечей было ужасным, раздался глухой хруст, и оба воина остались с никчемными деревянными обрубками в руках. Пораженные зрители ахнули…
Поединщики, обменявшись приветствиями, закончили схватку и разошлись.
Тафилус подошел к друзьям. Поначалу великана охватило смятение, потом лицо его осветилось счастливой улыбкой, и друзья «на крови» по очереди крепко обнялись, причем не сдержавший своих чувств грубоватый девросколянин слегка помял своих не столь крепких, как он, товарищей.
Позже ДозирЭ, Идал и Тафилус трапезничали в довольно убогой кратемарье на краю города. Сюда их привел девросколянин, пообещав самую вкусную на свете еду и преотменное вино. Наивный великан, мало что видевший в жизни, простоватый, привыкший к незатейливому лагерному быту и никогда не имевший в кошеле ничего тяжелее пары инфектов, не мог и предположить, какими изощренными ценителями в области гастрономии стали ДозирЭ и Идал. Впрочем, грономфские мужи, не желающие обидеть вновь обретенного друга, постарались не подавать виду, что чем-то недовольны, не обращали внимания на грязь в углах, на нахальную обслугу, на бедняков-оборванцев, сидевших вокруг, и поглощали плохо прожаренную дичь, словно непревзойденные блюда, приготовленные в самой известной грономфской кратемарье.
Тафилус, особо не заботясь о приличиях, торопливо проглотил двух зайцев и четырех голубей, запил всё это, делая чудовищно большие глотки, двумя кувшинами кислого вина и с удовольствием облизал жирные пальцы. Глядя на него, ДозирЭ чуть заметно усмехнулся – когда-то он и сам был таким, пока не очутился в Белой либере.
Насытившись, друзья продолжили дружескую беседу. ДозирЭ и Идал рассказали девросколянину о некоторых своих приключениях, причем их истории выглядели настолько неправдоподобно, что Тафилус несколько раз недоверчиво улыбался или обиженно хмурился: уж не пытаются ли друзья «на крови» над ним подшутить? Впрочем, весь вид грономфских воинов, а в особенности пылающие награды ДозирЭ и его платки, в конце концов убедили его в правдивости услышанного.
В свою очередь, Тафилус поведал о том, что происходило с ним и с его партикулой начиная с того дня, когда он попрощался с ДозирЭ и Идалом. Долго он перечислял славные подвиги своего отряда, лишь изредка и с присущей ему скромностью упоминая о собственных деяниях, – друзья при этом нисколько не сомневались в исключительной доблести великана, тем более что на правом его плече красовались светло-розовые хвостики десятника, на шее был повязан синий платок, а на груди сияло золото и серебро фалер. Не забыл он рассказать и о величайшем сражении под Масилумусом, где партикула Эгасса оказала неоценимую услугу великому полководцу Лигуру, переломив ход судьбоносной битвы. Но когда девросколянин вспомнил, как Инфект послал «неуязвимых» в земли ларомов, лик его опечалился, а голос задрожал…
Ничто не предвещало беды. Непоколебимый в своей решимости настичь и уничтожить врага, Эгасс наступал и наступал. Несмотря на тяжелое вооружение его партикулы, он постоянно совершал стремительные переходы и оказывался совершенно не в том месте, где его поджидал противник. Он удачно атаковал, нанося врагу невосполнимый урон, но никогда не позволял противнику причинять значительный ущерб себе, ибо предусматривал любую мелочь и всегда был хорошо защищен. Казалось, он чудотворец: всегда всё знает, принимает верные решения, отдает продуманные точные приказы и неизменно добивается результата. Воины считали его полубогом, ибо вот уже столько лет он вел их по дорогам войны от одной победе к другой. Всегда побеждать стало привычкой «неуязвимых», все они мнили себя героями. Цинитам даже в голову не приходило, что их военачальник может в чем-то ошибаться. Полководец Инфекта Карие со своей небольшой, но мощной ударной армией даже не успел ничего предпринять: находящийся в его временном подчинении партикулис Эгасс, посланный вперед всех в виде «наживки», всё сделал за него, загнав разбойников в самые глухие чащи, так что Карие, вскоре отозванный Инфектом, со спокойной душой оставил Эгасса одного в землях ларомов. Однако бесконечная череда маленьких и больших успехов вскружила голову даже этому непревзойденному стратегу…
Считалось, что отряд Дэвастаса почти разбит и теперь он едва ли насчитывает пятьсот человек, что бывший любимчик Хавруша зализывает раны где-нибудь в загаженной медвежьей пещере и подумывает о том, чтобы сбежать к «Свободным воинам» или к лагам. Но Дэвастас объявился там, где его никто ни при каких обстоятельствах не ждал, и именно в тот момент, когда Эгасс, едва ли не впервые в жизни, под давлением обстоятельств пренебрег теми важными правилами, неукоснительного исполнения которых на протяжении многих лет сам же и добивался от своих воинов. Во время одного из стремительных переходов Эгасс не стал разбивать на ночь лагерь, а ограничился лишь усиленной стражей и сторожевыми собаками. В ту же ночь стоянка партикулы подверглась внезапному нападению. Бой длился до самого утра, и вряд ли кого-нибудь можно было обвинить в трусости или упрекнуть в недостаточной храбрости. Он – Тафилус – лично убил по меньшей мере двадцать врагов и многих ранил, но когда противник наконец отступил, так и не сумев переломить ход событий в свою пользу, перед оставшимися в живых «неуязвимыми» открылась ужасающая картина. Сотни и сотни погибших товарищей, сожженные метательные механизмы, изуродованные колесницы. Партикула утратила почти всё свое имущество. Но самое страшное, пропало знамя отряда, и пропал сам Эгасс. Как ни искали его, обнаружить партикулиса ни среди живых, ни среди мертвых не удалось.
По закону Тертапента утрата знамени каралась наказанием военачальника и многих цинитов, а также роспуском отряда. А еще всеобщим презрением. Был случай, когда за подобный проступок сразу двум тысячам человек повязали черные шнурки, заклеймив их позором. Пленение же партикулиса только усугубляло вину. Поэтому выжившие в том диком ночном сражении воины все чувствовали личную ответственность за происшедшее и нисколько не удивились, когда им было велено от имени самого Инфекта отправляться в Де-Вросколь, разоружиться и ждать наказаний, а также роспуска партикулы…
Друзья попытались успокоить вконец расстроившегося монолитая, но изрядно захмелевший Тафилус не хотел ничего слушать. Когда же ДозирЭ сболтнул про то, как кто-то подбросил голову Эгасса к Главным воротам Дворцового Комплекса в Грономфе, великан с жутким рычанием вскочил, сильно испугав всех посетителей кратемарьи, и громовым голосом поклялся отомстить за смерть своего военачальника. Друзья еле угомонили девросколянина.
На следующий день ДозирЭ занялся тем, что принялся отбирать из остатков «неуязвимых» тех, кто, по его мнению, пригодился бы ему в намеченном походе. Прежде всего, он отобрал из числа «бессмертных» пятьдесят самых испытанных бойцов, в основном десятников, и поставил во главе этого маленького монолита Тафилуса, который никак не ожидал подобного поворота событий и был безмерно счастлив. Не из-за того, что внезапно обрел столь существенную власть, а потому, что появилась возможность вернуться в земли ларомов и отомстить за Эгасса. Затем ДозирЭ определил в свой отряд двадцать пеших и двадцать конных лучников, десять конных следопытов и десять пеших пращников. К ним он добавил тридцать средневооруженных пеших воинов. Также в отряд вошли десять колесниц – пять штурмовых и пять заградительных. А еще пять стрелометов на колесницах. Таким образом, отряд ДозирЭ достиг двухсот шестидесяти человек, что примерно совпадало с числом, которое определил Сюркуф, правда, если не считать нескольких повозчиков, музыкантов, лекарей, мастеровых и слуг-телохранителей, включая отважного Кирикиля… Через два дня маленькое войско ДозирЭ выступило из Де-Вросколя и уже на следующее утро оказалось в землях ларомов. Авидронская дорога кончилась, девственные леса обступили отряд со всех сторон…
Глава 57. Ларомы
Пока ДозирЭ занимался своим поручением, кстати, по словам Идала, совершенно невыполнимым, события в Междуречье понемногу стали приобретать катастрофический характер. На континент неумолимо надвигались флатоны. Они наступали сотнями крупных отрядов по всей территории Междуречья, от Анконы до Голубой реки, покрывая в считанные дни, словно саранча, огромные пространства и без боя подчиняя себе десятки стран, городов, племен. Казалось, вряд ли найдется сила, способная их остановить.