Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы
Шрифт:
– Эгоу, Руиса, как спалось тебе этой ночью? – Мужчина заботливо погладил прирученное животное.
– Спасибо, мой хозяин, прекрасно. Всю ночь где-то сладко пели тонкоголосые мелодины, а в хрустальных фонтанах нежно журчали воды, – ответила бы антилопа, если б могла говорить, но, не обладая такими способностями, она только шевельнула ушами.
– Ну вот и хорошо.
Человек пошел дальше, в задумчивости теребя курчавую бородку. Антилопа удивленно подняла голову, провожая его взглядом, потом сделала несколько неуверенных шагов ему вслед, смешно переступая копытцами. Убедившись, что хозяин, обычно приветливый и щедрый на угощение, сегодня не проявляет к ней интереса, она обиженно остановилась и вдруг прыгнула в сторону и скрылась меж кустов акации.
Хозяином пятнистой малышки был не обычный смертный. Этот человек почитался как бог, перед ним преклонялись народы, в его честь возводились храмы, целые армии по его знаку ходили в атаку и умирали с его именем на устах.
Человек, гуляющий в столь ранний час по самому прекрасному саду Грономфы, звался Алеклией – Инфектом Авидронии, о чем говорил тонкий венец на его голове, усыпанный жемчужинами лотуса. Венец излучал мягкое сияние, образуя над головой едва заметный голубой нимб.
Инфект Авидронии пребывал в довольно мрачном расположении духа. Еще ночью он почувствовал легкие приступы тошноты, потом удушья и в ужасе решил, что отравлен. Он потребовал к себе лекарей, но осмотр ничего не дал. Впрочем, дурнота быстро прошла, и Алеклия забылся в тревожном сне, полном мистических сновидений. Проснувшись в обычное время, он не ощутил привычной утренней бодрости. Голова была тяжелой, глаза налиты кровью, а в ногах чувствовалась слабость. Решив всё же не изменять привычкам, он вышел из дворца и, приказав телохранителям далее за ним не следовать, затерялся в путаном, напоминающем лабиринт парке.
Гуляя по дорожкам, прислушиваясь к пению птиц и журчанию вод, Великий Инфект внезапно вспомнил предутренний сон, и на лбу у него выступила липкая испарина. А снилось ему, что иргамы разбили авидронские армии и приближаются к Грономфе. В помощь Хаврушу, Верховному военачальнику Иргамы, выступил сам Фатахилла, возглавивший бесчисленные армии флатонов, переправившихся на континент. Воинственным жителям острова Нозинги удалось взять приступом величественнейший Дати Ассавар, или Ворота Междуречья, а потом разрушить Великую Подкову. К флатонам присоединились бедлумы, коловаты, маллы, другие народы и страны, племена и союзы полисов. Эти бесчисленные армии прожорливой саранчой вторглись на территорию Авидронии, сметая города и крепости, неся авидронам унижение и смерть.
Вспомнив сон, Алеклия задумался о сегодняшнем положении Авидронии и ощутил в груди мерзкое, давящее чувство страха. Сможет ли Авидрония справиться со всеми своими грозными противниками? Сможет ли он сделать всё необходимое для этого? Хватит ли у него сил, знаний, храбрости? Да, одно из самых великих государств материка сегодня, как никогда, богато и могущественно. Но мало ли в истории примеров, когда древнейшие цивилизации гибли в период своего расцвета?
Впервые за всё время своего правления Инфект почувствовал предательское бессилие. Ему вдруг захотелось стать самым обычным авидроном, от которого ничего не зависит, который просто живет своей маленькой жизнью, пусть бедной, но счастливой.
И Алеклия вдруг вспомнил себя, пронырливого мальчишку, зазывающего в кратемарью путников, вспомнил конного воина, блестяще управляющегося с мечом и копьем, вспомнил высокого сотника в наградах, прижимающего к груди тонкую девушку с красивыми черными глазами. Эти почти забытые образы прошлого вызвали грусть и сожаление. А ведь всё могло сложиться иначе, если б не Провтавтх…
Усомнившись в себе, посчитав себя на мгновение недостойным божественного звания, Инфект еще глубже задумался, с брезгливостью копаясь в собственных недостойных переживаниях. Быстро опомнившись, он оглянулся по сторонам и успокоился только тогда, когда убедился, что поблизости никого нет. Поднеся к губам миниатюрный рожок, Алеклия два раза коротко продудел в него, и неизвестно откуда перед ним появился слуга.
– Позови Провтавтха, – приказал Инфект.
Слуга приложил пальцы ко лбу и удалился.
Через некоторое время на дороге парка показалась худая фигура знаменитого тхелоса. Он явно торопился.
– Эгоу, Божественный. – Ученый и оратор приветствовал правителя Авидронии широкой улыбкой. – Как ты себя чувствуешь?
Взяв тхелоса под локоть, Алеклия увлек его в самую дикую часть парка, где густая растительность скрывала укромные тропинки.
– Друг мой, здоровье мое прекрасно, а ночное происшествие, слава Шерасу, не что иное, как результат чревоугодия. Подумай лучше об ином. Всем известны твои способности в толковании снов. Расскажи же мне, о чем повествует этот сон? Что предрекает?
И Инфект поведал Провтавтху о событиях, которые произошли с ним этой ночью в стране призраков. Тхелос слушал внимательно и кивал головой, словно говоря: это понятно, и это яснее ясного, и в этом не может быть никаких сомнений. Только иногда на лбу у него появлялись глубокие морщины.
Провтавтх заменил Алеклии отца. Будущий Инфект еще в детстве потерял семью и был определен своей Липримарией в военные ходессы для мальчиков. Целыми днями упражняясь в боевых искусствах, юные авидроны почти не учились читать и писать. Лишь малая толика времени выделялась для получения «гражданских» знаний. Как раз в этот период Провтавтх и появился в этих ходессах. Известный оратор, мыслитель и ученый был хорошо знаком грономфам по книгам и выступлениям. Его речам с восхищением внимали тысячи авидронов, его книги переписывались в огромном количестве и украшались роскошными кожаными переплетами. Он поставил и разрешил немало сложнейших проблем в геометрии, был силен в географии, его философские труды цитировали в Ресториях достойнейшие мужи. Провтавтх, применив геометрические законы, разработал совершенный способ перестроения монолита, создал для матри-пилоги новый парус, придумал еще более мощное метательное орудие.
В известной грономфской Тхелосалле, место, где трудились лучшие мыслители Авидронии, Провтавтха почитали как полубога. Но не дремали и его многочисленные враги. Когда он, увлекшись астрономией, заявил, что Шерас круглый, а Хомея – такая же планета, только значительно меньшая, поднялся невообразимый шум. Дело дошло до самых высоких сфер. Тхелосу припомнили все, включая его многочисленные речи на народных собраниях, направленные против Инфекта. Провтавтха лишили почетных званий, запретили проводить опыты, публично выступать и изгнали из Тхелосаллы. Согласно указу, его имя предали забвению, в связи с чем его книги более не переписывались. Сто двенадцать статуй и бюстов Провтавтха, которые успели установить в городах Авидронии, сняли с постаментов, вывезли в мастерские и там уничтожили.
Так тхелос и попал в небольшие военные ходессы. Старания «друзей» не пропали даром – Провтавтх был в отчаянии. Здесь ко всем «невоенным» наукам относились с абсолютным презрением. Пропуски его уроков едва ли не поощрялись. Сколько тайных горьких слез пролил несчастный в тщетном ожидании учеников и последователей!
Но надо было знать Провтавтха. Поборов уныние, тхелос взялся за дело. Занимаясь с мальчиками, он устроил обучение в форме веселых бесед, зажигательного спора. Ему удалось увлечь большинство воспитанников. Через два года упорных трудов ситуация в ходессах изменилась. Мальчики цитировали по памяти целые поэмы Урилжа, говорили на разных языках, в уме производили трудные подсчеты, разбирались во многих сложных физических явлениях и имели по любому поводу самостоятельные суждения, излагая свои мысли красивым и правильным слогом. Влияние Провтавтха на его подопечных было столь явным, что даже недалекие военные наставники прониклись к тхелосу искренним уважением.
Лучшим учеником Провтавтха стал Алеклия. Его жажда познания была беспримерна. Тхелос проникся к юному воспитаннику отеческой любовью, передал мальчику, а потом юноше всю глубину своего понимания Истины.
Через много лет ученики Провтавтха добились славы и наград, стали почетными эжинами. Одни водили в походы огромные армии, другие торговали по всему континенту, владея десятками кораблей, третьи возглавляли Липримарии и выступали в Ресториях, поражая собрание мудрыми речами. Алеклия, получив в кровавых сражениях немало страшных ран, добился звания Либерия и водил по военным дорогам континента двенадцать с половиной тысяч конных авидронских цинитов, разбитых на пять партикул. Его шею украшали два золотых платка – редчайшее свидетельство огромного количества совершенных подвигов.