Шериф
Шрифт:
— Чертовски хорошую бойню вы им тут учинили, шериф, — капитан осматривает нагромождения трупов перед позициями. — Не будь они настолько везучими…
— Везучими? — переспрашиваю я. — Они не были везучими, капитан. Они знали. Они всё знали, с самого начала.
— Что?
— Я могу одолжить вашу лошадь и оружие, капитан?
Город горит. Это видно издалека, дымные столбы поднимаются к небу сразу во многих местах. Моя лошадь проносится по улицам среди мёртвых тел. Обезображенные выстрелами зомби, растерзанные горожане… всё то, чего я и боялся.
Перед салуном возвышаются груды тел. Здесь на равных поработали зубы, динамит и пули. На балконе над входом в плетёном кресле сидит Эл с винчестером на коленях. В зубах у него сигара, рядом — полупустая бутылка виски.
Я придерживаю лошадь.
— Опаздываете, шериф! — лениво замечает Эл. — Последний акт нашего представления чуть было не прошёл без вашего участия.
— Чёрта с два без моего, вся кавалерийская бригада мне в свидетели! Где этот урод в рясе?
— Вы про преподобного Локвуда, шериф?
— Я про того некроманта, который натравил на нас орду, осквернил нашу церковь, поднял всех покойников города и готовился сбежать со всей добычей рудника, которую мы сами отдали ему на хранение! А настоящий преподобный Локвуд сейчас помогает кавалерийской бригаде добить остатки зеленокожих!
— Какие интересные вещи вы говорите, шериф, — Эл поднимает ружьё.
Грохочет выстрел. Позади меня рушится на землю зомби. Пытается встать, но ещё четыре пули его всё же успокаивают.
— Думаю, — Эл встаёт, — мне не помешает немного прогуляться.
Фальшивого священника мы находим там, где и ожидали. Два мула стоят на заднем дворе церкви, навьюченные герметичными освинцованными ящиками с ведьминым камнем. Несколько зомби завершают погрузку. Лже-Локвуд стоит, прислонившись спиной к стене церкви, и, надвинув шляпу на глаза, курит сигарету.
— Собираетесь на прогулку, преподобный? — спрашиваю я.
Зомби поворачиваются в нашу сторону. И в руках у них револьверы. За моей спиной слышится шорох и приглушённое позвякивание. Фальшивый священник поднимает голову. Из-под полей его шляпы пробивается яркое зелёное свечение.
— Это был прекрасный план, — говорит он. С каждым словом из его рта вырывается облачко зелёного пара.
Проклятье, да он, похоже, просто обожрался!
— Да, — эхом соглашаюсь я. — прекрасный план. Жаль, что он не сработал.
— Хм, — колдун чуть заметно усмехается, сдвигая назад полу плаща.
В городе слышатся разрозненные выстрелы.
— Эл, — говорю я.
— Да, шериф?
— Он мой.
Эл стреляет раньше, чем затихают звуки моего голоса. Полы плаща колдуна, мечущегося по двору, напоминают крылья диковинной летучей мыши. Зомби падают, сражённые пулями. Несколько людей Эла тоже падают. А потом пуля попадает в их босса. Вот только вместо шлепка пули в живую плоть слышится приглушённый удар по металлу и громкая гномья ругань.
— Похоже, — насмешливо говорит фальшивый преподобный, — у вас кончились и люди и пули… шериф.
А у него осталось ещё как минимум две. Хватит и Элу и мне. С такого расстояния не промажет никто.
— Но я предлагаю вам сделку, — говорит он. — Жизнь одного гнома в обмен на мою безопасность.
— Сделка… — я облизываю пересохшие губы. Моё ухо начинает дёргаться. Проклятье, ну почему сейчас! Он же заметит!
— Сделка, — повторяю я. — Отменяется!
В глазах колдуна проскальзывает удивление. А затем дерринджер всё же падает из рукава мне в ладонь, и две пули отправляются точно в цель. Прекрасные серебряные пули с крупинкой ведьминого камня в каждой.
Ответная пуля свистит над ухом. Выстрелить из второго револьвера фальшивый священник уже не в состоянии. Схватившись за грудь, он падает на землю, выгибаясь в судорогах.
Выглядит это… омерзительно. Пахнет — ещё хуже. Не так-то легко упокоить обожравшегося ведьминым камнем колдуна. Наконец, он замирает.
Эл, кряхтя, поднимается на ноги.
Вонючий мошенник! — он пинает тело. Раздаётся мерзкий хлюпающий звук. На ботинке гнома остаётся пятно слизи.
— Вонючий мошенник! — повторяет гном, но уже куда более энергично.
Труп стремительно расползается в омерзительную жёлто-зелёную смердящую жижу. Ведьмин камень и самородное серебро не знают пощады.
— Да уж, — выдыхаю я, отворачиваясь от накатывающей волны смрада. — Заставил он нас попотеть…
Я поворачиваюсь к городу. Кое-где ещё поднимается дым. Выгорела добрая треть зданий. Порой щёлкают выстрелы. Судя по тому, что я увидел, поднятых на улицах должно оставаться ещё дюжины две. Вряд ли больше.
— Прибери тут с ребятами, — говорю я и, перезаряжая револьвер, направляюсь вниз в город. — У меня ещё есть работа.
— Удачи вам, шериф, — Эл всё ещё пытается отчистить ботинок от вонючей жижи.
— Да, и вот ещё что, — говорит Эл мне вслед.
— Что?
— Шериф… у вас уши обгорели.
— Я знаю, Эл. Я знаю.
На кладбище тоскливо воет неупокоенный священник.
Бедные мои ушки.