Шерлок Холмс. Большой сборник
Шрифт:
— Ну, а Бельгия?
— И в отношении Бельгии то же самое.
Фон Борк покачал головой.
— Едва ли. Ведь с ней договор, безусловно, существует. Нет, от такого позора Англия тогда вовек не оправится.
— По крайней мере у нее будет временная передышка.
— Но честь страны…
— Э, дорогой мой, мы живем в век утилитаризма. Честь — понятые средневековое. Кроме того, Англия не готова. Это просто уму не постижимо, но даже наше специальное военное налогообложение в пятьдесят миллионов, цель которого уж кажется так ясна, как если бы мы поместили о том объявление на первой странице «Таймса», не пробудило этих людей от
101
Имеется в виду движение суфражисток.
— Ей надлежит подумать о своем будущем.
— А, это дело другое. Я полагаю, у нас есть наши собственные, очень определенные планы относительно будущего Англии — ваша информация будет нам тогда крайне необходима. Мистер Джон Буль может выбирать — либо сегодня, либо завтра. Желает, чтобы это было сегодня — мы к тому готовы. Предпочитает завтрашний день — тем более будем готовы. На мой взгляд, с их стороны благоразумнее сражаться с союзниками, чем в одиночку; но уж это их дело. Эта неделя должна решить судьбу Англии. Но вы говорили о вашем тайнике.
Барон уселся в кресло. Лучи света падали прямо на его широкую лысую макушку. Он невозмутимо попыхивал сигарой.
В дальнем конце просторной комнаты, обшитой дубовой панелью и уставленной рядами книжных полок, висела занавесь. Фон Борк ее отдернул, и фон Херлинг увидел внушительных размеров сейф, окованный медью. Фон Борк снял с часовой цепочки небольшой ключ и после долгих манипуляций над замком распахнул тяжелую дверцу.
— Прошу, — сказал он, жестом приглашая гостя и сам отступая в сторону.
Свет бил в открытый сейф, и секретарь посольства с живейшим любопытством разглядывал его многочисленные отделения. На каждом была табличка — водя по ним взглядом, фон Херлинг читал «Броды», «Охрана портов», «Аэропланы», «Ирландия», «Египет», «Укрепления Портсмута», «Ламанш», «Розайт» [102] и десятки других. Все отделения были набиты документами, чертежами и планами.
— Грандиозно! — сказал секретарь. Отложив сигару, он не громко похлопал мясистыми ладонями.
102
Английская военно-морская база в Шотландии.
— И всего за четыре года, барон. Не так уж плохо для помещика, выпивохи и охотника. Но бриллианта, который должен увенчать мою коллекцию, здесь еще нет — скоро он прибудет, и ему уже приготовлена оправа.
Фон Борк указал на отделение с надписью «Военно-морская сигнализация».
— Но ведь у вас тут уже достаточно солидное досье…
— Устарело, пустые бумажки. Адмиралтейство каким-то образом проведало, забило тревогу, и все коды были изменены. Да, вот это был удар! Никогда еще не получал я такого афронта. Но помощью моей чековой книжки и молодчины Олтемонта сегодня же вечером все будет улажено.
Барон глянул на свои часы — у него вырвалось гортанное восклицание, выразившее досаду.
— Нет, право, больше ждать не могу. Вы представляете себе как сейчас все кипит на Карлтон-Террас [103] , — каждый из нас должен быть на своем посту. Я надеялся привезти новости о вашем последнем улове. Разве ваш Олтемонт не назначил точно часа, когда придет? Фон Борк пододвинул ему телеграмму:
«Буду непременно. Вечером привезу новые запальные свечи.
103
Дом № 9 по Карлтон-Террас — здание немецкого посольства.
— Запальные свечи?
— Видите ли, он выдает себя за механика, а у меня тут целый гараж. В нашем с ним коде все обозначено терминами автомобильных деталей. Пишет о радиаторе — имеется в виду линейный корабль, а насос для масла — это крейсер. Запальные свечи — значит военно-морская сигнализация.
— Отослано из Портсмута в полдень, — сказал секретарь, взглянув на телеграмму.
— Между прочим, сколько вы ему платите?
— Пятьсот фунтов дам только за это поручение. И еще, конечно, плачу регулярное жалованье.
— Недурно загребает. Они полезны, эти изменники родины, но как-то обидно столько платить за предательство.
— На Олтемонта мне денег не жалко. Отлично работает. Пусть я плачу ему много, зато он поставляет «настоящий товар», по его собственному выражению. Кроме того, он вовсе не изменник. Уверяю вас, что касается отношения к Англии, то наш самый прогерманский юнкер — нежный голубок по сравнению с озлобленным американским ирландцем.
— Вот как! Он американский ирландец?
— Послушали бы, как он говорит, у вас не осталось бы на этот счет сомнений. Поверите ли, иной раз я с трудом его понимаю. Он словно бы объявил войну не только Англии, но и английскому языку. Вы в самом деле больше не можете ждать? Он должен быть с минуты на минуту.
— Нет. Очень сожалею, но я и так задержался. Ждем вас завтра рано утром. Если вам удастся пронести папку с сигнальными кодами под самым носом у герцога Йоркского [104] , можете считать это блистательным финалом всей вашей английской эпопеи. Ого! Токайское! Он кивнул на тщательно закупоренную, покрытую пылью бутылку, стоявшую на подносе вместе с двумя бокалами.
104
Памятник герцогу Йоркскому (брату Георга IV) находится рядом со зданием немецкого посольства.
— Позвольте предложить вам бокал на дорогу?
— Нет, благодарю. А у вас, по-видимому, готовится кутеж?
— Олтемонт — тонкий знаток вин, мое токайское пришлось ему по вкусу. Он очень самолюбив, легко обижается, приходится его задабривать. Да, с ним не так-то просто, смею вас уверить.
Они снова вышли на террасу и направились в дальний ее конец, — и тотчас огромная машина барона, стоявшая в той стороне, задрожала и загудела от легкого прикосновения шофера.