Шерлокиана. Смерть русского помещика и другие правдивые истории
Шрифт:
– А вы, Уотсон? Вы уже признали себя побежденным?
– Я?
– Да, вы. Знаете, Уотсон, вы не перестаете меня удивлять. Обладая суммой фактов, необходимых для правильного вывода, и зная основы метода, способного привести вас к этом выводу, вы тем не менее опускаете руки и смиренно признаете свое бессилие решить не такую уж сложную задачу. Право же, мне потребовалось меньше времени на разгадку, нежели вам на изложение обстоятельств дела. Воистину, нетренированный мозг подобен почве, на которой не произрастает ничего, кроме плевел.
Холмс замолчал, раскуривая трубку, а потом спросил озабоченно:
– Надеюсь, мои слова не показались вам чересчур резкими?
– Уж
– Именно так! – Холмс, как мне показалось, снисходительно наклонил голову. – Эта задачка всего лишь… на три трубки.
– Постойте, – по-прежнему недоумевая, сказал я. – Но вас же не было на Кенсингтон-роуд, вы не видели места происшествия, не знакомы лично с действующими лицами этой трагедии. В вашем распоряжении те же факты, что и у меня. Но я далек от того, чтобы утверждать, что они абсолютно точны, тем более я не осмеливаюсь заявить, что они исчерпывающи.
– А вот у меня, – попыхивая трубкой, вымолвил Холмс, – нет сомнений в их точности. Ваше дарование литератора вкупе с врожденной скрупулезностью тому порукой. Вы так красочно поведали об увиденном и услышанном, что, признаюсь, у меня возникло ощущение, будто это я побывал на Кенсингтон-роуд, что это я сопровождал инспектора в поездках по городу, что я тоже был рядом с Лестрейдом во время допросов Вэнса и Гатлера. Так что о точности можете не беспокоиться. Что же касается полноты фактов, то количество их не всегда обусловливает качество. Нередко подробности, сами по себе достойные внимания, поскольку ничто в этом мире не бывает лишним, тем не менее не являются сколько-нибудь существенными при рассмотрении того или иного дела. Данный случай – подтверждение тому. Вот почему я сказал вам, Уотсон, что мы имеем все необходимое для вывода. И я этот вывод сделал.
На мой взгляд, Шерлок Холмс вполне мог обойтись без этой лекции. Благодаря десяткам дел, в которых мне довелось ему ассистировать, я уже вырос из прописных истин. Но должен сознаться, кое-что в этом монологе показалось мне по-настоящему интересным – та его часть, где мимоходом упоминались мои литературные способности.
Я выдержал паузу, дабы не выказать обуревавшее меня нетерпение, тоже раскурил трубку и только после этого спросил:
– Кто же убийца?
Холмс лукаво прищурил правый глаз.
– Гатлер?
– Сегодня я намерен ограничить себя в словах, – сказал Шерлок Холмс и прищурил глаз левый.
– То есть?
– Мне хочется, чтобы вы сами пришли к правильному решению. Но заверяю вас, что, если потребуется, я к вашим услугам.
– Потребуется, – проворчал я.
– Ну, смелее! – Холмс и успокаивал, и подбадривал меня. – Итак?
– Итак… – машинально повторил я. – Неужели вы думаете, что я справлюсь?
– Давайте попробуем. Вернемся к началу. Сегодня часов в одиннадцать к нам примчался Лестрейд. Миссис Хадсон проводила его наверх. Инспектор огорчился, узнав от вас, что в ближайшие часы меня не будет, так как я в гостях у Майкрофта. С отличающей его развязностью Лестрейд развалился в моем кресле и, полуприкрыв веками бегающие глаза, сказал…».
Так как я читал рассказ не первый раз, то знал, что именно сказал Лестрейд. Но убедиться в том, что память меня не подводит, что инспектор сказал в точности то, что написано, а не что-то другое, мне не удалось. Меня прервали. Где-то ударили в гонг, и пансион миссис Носдах наполнился вибрирующим звуком, призывающим к обеду. Звуки гонга еще дрожали в воздухе, а я уже все решил – решил умолчать о своей находке. Пока.
* * *
Не люблю, когда человека уподобляют плодам и продуктам. Я имею в виду расхожие фразы, что все мы – продукт своего времени, что все в нас – плоды воспитания. И это при том, что я не являюсь сторонником ортодоксальной теории наследственности, – генетиков я уважаю, просто… не нравится мне это. Хотя приходится признать, что, как всякий постсоветский человек, я подвержен дурацким сомнениям, нашпигован стереотипами и мучим комплексами.
В чем спускаться к обеду? Господи, а вдруг здесь, в этом доме, принято облачаться в смокинг? Или во фрак? Однако, чтобы надеть, смокинг (или фрак) неплохо иметь! А в моем распоряжении только однобортный костюм, хотя и вполне приличный. Значит, так тому и быть.
Я привел себя в порядок. Одернул лацканы, смахнул пушинку с плеча. Готов!
Готовый снести насмешливое удивление – эва, русский пентюх, без смокинга (без фрака)! – я спустился вниз.
Нервничал я напрасно. Люди, собравшиеся у стола и занимавшие друг друга беседой в ожидании приглашения к трапезе, одеты были если не по-домашнему, то уж во всяком случае не для банкета. Это не могло меня не порадовать, и я тут же воспрял духом.
– Джеймс Форетт.
– Урсула МакДоул.
– Стивен Карпински.
– Элвис Баум.
Считая миссис Носдах, я был шестым.
Хозяйка пансиона предложила всем занять свои места. «Свои» – потому что на столе лежали глянцевые карточки с тщательно выписанными именами присутствующих. Определив свое место, я сел, положил на колени салфетку и повернулся к Урсуле МакДоул.
– Позвольте предложить вам вина.
Все ли я правильно делал, нет ли – этого увидеть в глазах девушки я не сумел. Ладно, самое верное – держаться естественно. Даже если кому-то это и покажется комичным
– С удовольствием, – улыбнулась моя соседка. Ей едва ли было за тридцать. Неброской расцветки свитер, твидовая юбка и туфли на низком каблуке не прибавляли ей лет, как раз наоборот, каким-то чудесным образом подчеркивали ее молодость и спортивность. Льняные волосы, открытый взгляд голубых глаз, чуть-чуть обветренная кожа – Урсула МакДоул была воплощением телесного здоровья и душевной бодрости.
Человек справа от меня являл ей полную противоположность. Прежде всего потому, что был мужчиной. К тому же Джеймс Форетт был дряхл. Руки его дрожали, как у завзятого алкоголика, а лысый череп покрывали коричневые старческие пятна, над которыми паутинками витало не больше десятка упорно споривших со временем волосков. Черный сюртук, слегка порыжевший от носки и лет, сидел на нем безупречно. Чепуха, конечно, но у меня возникло подозрение, что престарелый мистер Форетт затянут в столь же древний корсет, – иначе как с помощью китового уса в таком возрасте сохранить столь величественную осанку невозможно.
– Никогда не имел удовольствия обедать с русскими, – прошепелявил он, поднимая на меня бесцветные рыбьи глаза, в которых не было и намека на симпатию.
– Не могу сказать того же об англичанах, сэр, – ответствовал я. Джеймс Форетт мне не понравился.
Стивен Карпински, сидящий напротив, прыснул и покраснел, устыдившись своей несдержанности. Это был коротко стриженый парень лет девятнадцати в рубашке с распахнутым воротом. В дальнейшем я понял, что довольно расхлябанный внешний вид, смешливость и общая несерьезность не соответствуют внутреннему содержанию: Стивен изучал право в Кембридже, одновременно на практике постигая премудрости юриспруденции в конторе известного лондонского адвоката.