Шесть дней любви

Когда отец ушел, от нашей семьи остались мама да я. Папа сказал, что теперь семьей я должен считать и ребенка, который родился у них с Марджори, его новой женой. А еще Ричарда, сына Марджори от первого брака. Он, в отличие от меня, спортивная звезда, даром что на полгода моложе. Ничего подобного, семьей были мы с моей мамой Адель, и все. Да для меня скорее хомяк Джо член семьи, чем Хлоя, папина маленькая дочка.

По субботам, когда отец заезжал за мной и вез нас всех ужинать во «Френдлис», меня сажали к Хлое на заднее сиденье. В ресторанной кабинке он выкладывал на стол ворох бейсбольных карточек, чтобы мы с Ричардом их поделили.

Мама почти не заговаривала ни о моем отце, ни о его второй жене, ни о ее сыне, ни о Хлое. Но однажды я случайно оставил на столе фотографию, которую подарил папа. За год до этого он взял меня вместе со своей новой семьей в Диснейленд. Там нас и сфотографировали. Зажав фотку в маленькой бледной руке, мама разглядывала ее не меньше минуты. При этом она наклонила голову чуть в сторону, изящно так, словно фотограф заснял величайшую тайну на свете, а не нас на карусели, впятером забившихся в «чайную кружечку».

— Наверное, твоего отца беспокоит, что у девочки глаза разные, — начала она. — Это, может, и не умственная отсталость, а просто задержка в развитии, но проверить все же следует. Генри, ребенок кажется отсталым?

— Ну, есть немного.

— Так и думала. Девочка на тебя совсем не похожа.

Да, я точно знал, кто моя настоящая семья.

Она.

Та вылазка стала для нас настоящим событием. Мама редко куда выбирается, но мне понадобились брюки для школы. «Значит, „Прайсмарт“», — сказала мама таким тоном, будто я нарочно за лето вытянулся на полдюйма, чтобы создать лишние проблемы, а уж их-то ей и без того хватало.

Машина завелась, едва она повернула ключ, — чудо из чудес, ведь мы никуда не выезжали больше месяца. Вела мама, как всегда, медленно, словно дорогу застилал туман или покрывал лед, а ведь только заканчивались летние каникулы, приближался День труда, и вовсю сияло солнце.

Лето получилось длинным. В самом начале каникул я надеялся, что мы выберемся на океан, ну хоть на денек, отдыхать-то долго, но мама сказала, что, во-первых, на больших автострадах бешеное движение, а, во-вторых, на пляже я точно обгорю: мастью в него пошел. «В него» — значит в папу.

В июне, когда кончилась учеба, потом в июле, потом в августе, который вот-вот пролетит, я мечтал, чтобы случилось хоть что-нибудь необычное, но ничего не происходило. Папа все так же возил меня во «Френдлис», потом в боулинг, непременно с Ричардом, Марджори и Хлоей. Еще мы ездили в Уайт-Маунтинс на фабрику, где плетут корзины, и, по желанию Марджори, на ту, где делают свечи, которые пахнут клюквой, лимоном и имбирем.

Оставшееся время я просидел у телевизора. Мама научила меня играть в солитер, а когда и он надоел, я вычистил весь дом, даже углы, в которых годами не убирались. Так удалось заработать полтора доллара, которые уже жгли карман, — хотелось купить сборник кроссвордов. Сейчас, спустя много лет, даже фрики, каким был я, играют на приставках, но в то время «Нинтендо» покупали только самые крутые семьи, и мы с мамой были не из их числа.

Тем летом я целыми днями думал о девочках, но к действиям не переходил. Мне только стукнуло тринадцать. Хотелось узнать: какое оно, женское тело, и чем люди, разнополые само собой, занимаются наедине, и как до сорока лет обзавестись подружкой. Короче, вопросов хватало, а маме их, конечно, не задашь. Впрочем, порой она сама поднимала «интересные» темы, например в машине по дороге в супермаркет.

— По-моему, твое тело меняется, — сказала она, стиснув руль.

Без комментариев.

Мама смотрела прямо перед собой, словно превратилась в Люка Скайуокера и вела Х-крылый истребитель в другую галактику. Напоминаю, ехали мы в супермаркет.

В «Прайсмарте» сразу пошли в отдел для мальчиков и выбрали брюки. Ах, да, еще и нижнее белье.

— Тебе и новые ботинки нужны, — заявила мама голосом, который в ту пору появлялся у нее всегда, стоило нам выбраться из дома: словно наша вылазка — дурацкий фильм, но мы купили билеты и теперь должны сидеть до конца сеанса.

Я сказал, что у меня и старые в полном порядке. Если купим обувь сегодня, то в «Прайсмарте» еще долго не покажемся, а если нет, наверняка приедем снова. Вот начнется учеба, мне понадобятся и блокноты, и карандаши, и транспортир, и калькулятор… Тогда и «вспомню» о ботинках. Мама спросит: «Почему в прошлый раз не сказал?» — я выдам весь список, и она не отвертится.

Мы выбрали одежду, я сложил ее в тележку и направился в отдел, где продают журналы и книги в мягкой обложке. Принялся листать свежий номер «Мэд», [1] хотя, по правде, меня интересовал «Плейбой», но его запаивают в полиэтилен. За стеллажами с товарами мама, будто сонная муха, медленно катила тележку. Тогда я не знал, что она набрала, но потом выяснил — специальную подушку, из тех, что не для сна, а для чтения; портативный вентилятор на батарейках (сами батарейки не взяла), керамического зверька — ежика или кого-то в этом роде с ямчатой поверхностью (сыплешь в ямки семена, поливаешь, чтобы не пересыхали, через какое-то время они прорастают, и зверек покрывается травой).

— Как домашнее животное, — сказала мама, — только клетку не надо чистить.

— Корм для хомяка, — напомнил я. — Нам нужен корм.

Я увлеченно читал «Космополитен» — наткнулся на статью «Мужчины об этом не знают, и очень жаль», — когда ко мне обратился незнакомец. Он стоял у соседней с кроссвордами секции — там, где журналы о садоводстве и вязании. Впрочем, он не был похож на любителя ни первого, ни второго.

— Парень, не мог бы помочь? — спросил он.

Тогда я и посмотрел на него. Высокий. Рубашка с коротким рукавом не скрывала ни жилистой шеи, ни бугристых бицепсов. А лицо… Посмотришь на такое — и сразу ясно, каким оно будет без кожи, хоть человек еще не умер. Оделся он точь-в-точь как продавцы «Прайсмарта» — в красную рубашку с именем на кармане. «Винни», — прочел я и, приглядевшись, заметил, что нога у него в крови. Запачкались и брючина, и ботинок, да какой ботинок — тапочка!

— У вас кровь.

— Я из окна выпал. — Винни произнес это тоном, каким иной сообщил бы о комарином укусе.

Наверное, из-за спокойного тона его слова не показались странными. Или в ту пору странным казалось все, и слова Винни на этом фоне не выделялись.

— Нужно позвать на помощь, — предложил я.

К маме обращаться явно не стоило, да и других покупателей вокруг хватало. Классно, что Винни заговорил именно со мной. Я редко чувствовал себя особенным.

— Не хочу никого беспокоить. — Винни покачал головой. — Многие боятся крови — вдруг заразу подхватишь.